ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. Цифровые (компьютерные) технологии, в том числе и всемирная сеть (далее – Интернет) изменяют мир. Инновации 21-го века бросают вызов традиционным областям человеческой деятельности, вытесняя людей из различных экономических областей, при этом они также бросают вызов и праву как таковому.

Заимствованные из Римского права подходы к регулированию гражданских правоотношений с трудом приживаются к цифровой экономике. Всё более актуальным в наше время, характеризующимся как «информационная эпоха» или «цифровая революция», становиться изречение американского философа-прагматика Дж. Дьюи: «Мы часто обсуждаем проблемы с точки зрения старых идей, тогда как решение проблемы связано с избавлением от старых идей и их заменой на понятия, более соответствующие современному состоянию идей и знаний».

Активное развитие компьютерных технологий способствует тому, что часть объектов материального мира переместилась в цифровую среду. Перед правом встали следующие вопросы:

1. Каков правовой статус данных «цифровых» объектов и входят ли они в систему объектов гражданского права?

2. Возможно ли обеспечить их охрану и защиту?

Необходимость данного исследования продиктована тем, что большие данные, криптовалюты, блокчейн и прочие инновации 21 века, которые можно объединить термином «цифровой актив», не вписываются в правовое регулирование, существующее на данный момент. Устаревшие правовые подходы сдерживают внедрение инноваций, из-за чего замедляется экономический рост, и это вредит гражданскому обороту. С точки зрения экономического анализа права, отсутствие какой-либо регламентации инновационных общественных отношений способствует оттоку капитала: прежде всего это связано с неудовлетворительной правовой охраной (защитой) тех или иных активов. Ряд заинтересованных субъектов коммерческой деятельности (это особенно актуально в сфере оборота криптовалют) обеспокоены отсутствием должного регулирования цифровой экономики и каких-либо гарантий в данном экономическом секторе. Становиться ясно, что эти, казалось бы, «чуждые» праву цифровые объекты (активы) должны входить в сферу правового регулирования.

Реалии сегодняшнего дня показывают, что классические материальные активы не только уравниваются с цифровыми в популярности среди граждан, но и постепенно начинают уступать им (например, всё большей популярностью начинают пользоваться NFT (non-fungible token), то есть невзаимозаменяемые токены, которые ссылаются на какой-либо виртуальный объект). Такое положение дел вызывает вопросы, связанные с необходимостью правовой регламентации и оценки цифровых процессов или, иначе говоря, вызывает необходимость определения места цифровых активов в системе объектов гражданских прав.

Важно отметить, что в контексте данной работы термин «правовая регламентация» и т.п. понимается синонимично словосочетанию «место цифровых активов в системе объектов гражданских прав» и т.п., поскольку их концептуальное наполнение в целом аналогично. Так, правовая регламентация включает меры и способы правового регулирования общественных отношений. Определение места какого-либо общественного явления в праве (в том, числе в системе объектов гражданских прав) также включает меры и способы правового воздействия (или правового регулирования). Таким образом, можно сделать вывод, что данные категории действительно являются конвергентными.

Объектом исследования в данной работе выступают общественные отношения, складывающиеся по поводу использования цифровых активов, а также их правовой охраны (защиты).

Предметом являются нормы права, направленные на правовую регламентацию цифровых активов и их правовую охрану (защиту), а также судебная практика и доктрина в обозначенной сфере.

Степень научной разработанности темы. Вопрос о правовой регламентации и охране (защите) цифровых активов начал ставиться совсем недавно ввиду того, что ранее, во-первых, цифровые активы как таковые не были известны не только отечественному праву, но и зарубежному, во-вторых, цифровые активы до не давнего времени не пользовались популярностью в гражданском обороте. Тем не менее среди авторов, занимающихся данной проблематикой, можно отметить: В.А. Лаптева, Л.А. Новосёлову, М.А. Рожкову, Л.В. Санникову, Ю.С. Харитонову. Вопросы, связанные с цифровыми активами, в работах перечисленных выше авторов освещены достаточно хорошо и предлагаются своеобразные инструменты для решения названных авторами проблем. Однако технологии развиваются, появляются новые объекты, которые можно отнести к цифровым активам, нужно своевременно реагировать на данные изменения, а потому необходимость в исследовании названной темы не может отпасть.

Цель настоящей работы заключается в выявлении места цифровых активов в системе объектов гражданских прав Российской Федерации, в формулировке подходов к правовому регулированию и правовой охране (защите) цифровых активов, а также в предложении способов их правовой регламентации и охраны (защиты). Достижение поставленной цели возможно на основе изучения законодательства международного уровня, Российской Федерации и ряда иностранных государств, необходимо исследовать взгляды учёных-юристов и судебную практику (в том числе, судебные прецеденты).

Задачи исследования:

• дать понятие цифрового актива, обозначить виды цифровых активов и их соотношение с системой объектов гражданских прав.
• дать характеристику отдельным видам цифровых активов.
• проанализировать подходы к правовой регламентации и охране (защите) блокчейна в зарубежных странах.
• проанализировать подходы к правовой регламентации и охране (защите) больших данных, доменных имен, виртуального имущества в зарубежных странах.
• проанализировать подходы к правовой регламентации и охране (защите) объектов, имитированных при помощи компьютерных алгоритмов и объектов интеллектуального права в цифровой среде в зарубежных странах.
• обозначить правовое регулирование блокчейна в Российской Федерации, а также способы правовой охраны (защиты) и предложить новые способы правовой регламентации и охраны (защиты).
• обозначить правовое регулирование больших данных в Российской Федерации, а также способы правовой охраны (защиты) и предложить новые способы правовой регламентации и охраны (защиты).
• обозначить правовое регулирование доменных имен в Российской Федерации, а также способы правовой охраны (защиты) и предложить новые способы правовой регламентации и охраны (защиты).
• обозначить правовое регулирование виртуального имущества в Российской Федерации, а также способы правовой охраны (защиты) и предложить новые способы правовой регламентации и охраны (защиты).
• обозначить правовое регулирование объектов, имитированных при помощи компьютерных алгоритмов в Российской Федерации, а также способы правовой охраны (защиты) и предложить новые способы правовой регламентации и охраны (защиты).
• обозначить правовое регулирование объектов интеллектуального права в цифровой среде в Российской Федерации, а также способы правовой охраны (защиты) и предложить новые способы правовой регламентации и охраны (защиты).

Нормативную основу настоящей работы составляют: нормативные правовые акты международного уровня такие, как Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (ТРИПС) 1994 года, Договор ВОИС по авторскому праву 1996 года и другие акты международного уровня, связанные с объектом исследования, законодательство Российской Федерации, в частности Гражданский кодекс Российской Федерации, Федеральный закон от 31 июля 2020 г. № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», а также иные нормативные правовые акты, и зарубежных стран, например, The Copyright, Designs and Patents Act 1988, The Patents Act 1977 и другие нормативные правовые акты стран англосаксонской и романо-германской правовых систем.

Эмпирическую базу исследования образуют материалы судебной практики судов Российской Федерации и зарубежных стран (в том числе судебные прецеденты).

Теоретическую базу составляют работы: В.В. Архипова, В.А. Лаптева, Л.А. Новосёловой, М.А. Рожковой, А.И. Савельева, Л.В. Санниковой, Т.Я. Хабриевой, Ю.С. Харитоновой.

Для решения указанных выше задач исследования используются следующие научные методы: материалистический и метафизический, а также общенаучные (логический, системный, функциональный) и частнонаучные (формально-юридический, сравнительно-правовой, статистический, а также метод контент-анализа).

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЦИФРОВЫХ АКТИВОВ

В данной главе приводятся общие сведения о цифровых активах, обозначаются их виды и особенности функционирования. Также рассматриваются отдельные вопросы, относящиеся к системе объектов гражданских прав.

1.1. Понятие цифрового актива, виды цифровых активов и их соотношение с системой объектов гражданских прав

Прежде необходимо определиться с терминологией. Что следует понимать под «активом»? Актив – совокупность вещей и имущественных прав субъекта гражданских правоотношений. Следовательно, изначальное толкование термина актив предполагает, что лицо обладает каким-либо имуществом (например, квартирой) и (или) имущественными правами (например, правом требовать возврата денежных средств, выданных по договору займа). Слово «цифровое» синонимично слову «виртуальное», то есть что-либо созданное (имитированное) при помощи компьютерных технологий (алгоритмов).

Обобщая всё вышесказанное, дадим определение цифровым активам. Цифровые активы – это совокупность идеальных (нематериальных) благ, принадлежащих субъекту гражданского права, находящихся в цифровой (виртуальной) среде, способ и форма существования, которых обеспечены при помощи компьютерных технологий. Исходя из данного определения, к цифровым активам можно отнести:

1. Объекты, функционирующие на основе блокчейна, к которым относятся:

a) виртуальные токены;

b) криптовалюты;

c) смарт-контракты.

2. Большие данные.

3. Доменные имена.

4. Имущество, находящееся в социальных сетях и компьютерных играх (виртуальное имущество).

5. Объекты, имитированные при помощи компьютерных алгоритмов (то есть «классическими» компьютерными алгоритмами или алгоритмами машинного обучения).

Также, как справедливо отмечает М.А. Рожкова, к цифровым активам можно относить: «Объекты в том случае, если они созданы не «старым», традиционным способом, а при помощи современных технологий в «новой» – электронной – форме». С данным высказыванием нельзя не согласится, поэтому в вышеуказанный перечень можно добавить объекты интеллектуального права в цифровой среде (например, фотографии, рисунки, музыку и т.п.).

Следует учитывать, что для цели рационального правового регулирования любой цифровой актив должен быть ликвидным, то есть способным быть проданным или обратимым в деньги, что особенно важно для экономического оборота. Представляется, что на данный момент нельзя выделить цифровые активы имеющие неэкономическую природу (то есть не созданные для участия в рыночном обороте, например, как личные неимущественные права (нематериальные блага)).

В контексте сказанного важно отметить, что дефиниция «объект гражданского права» непосредственно в Гражданском кодексе Российской Федерации (далее – ГК РФ) отсутствует. ГК РФ лишь ограничивается перечислением непосредственно объектов гражданских прав в статье 128, которая выглядит следующим образом: «К объектам гражданских прав относятся вещи (включая наличные деньги и документарные ценные бумаги), иное имущество, в том числе имущественные права (включая безналичные денежные средства, бездокументарные ценные бумаги, цифровые права); результаты работ и оказание услуг; охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность); нематериальные блага».

Исходя из содержания статьи 128 ГК РФ, можно сделать вывод, что объект гражданских прав – это материальное (например, наличные деньги) или нематериальное благо (имущественное право и т.д.), характеризующееся совокупностью обозначенных в законе признаков и, как правило, поименованное в нём. Похожее определение можно встретить и в научной литературе по гражданскому праву: «Объекты гражданских правоотношений – это различные материальные (в том числе вещественные) и нематериальные (идеальные) блага либо процесс их создания, составляющие предмет деятельности субъектов гражданского права». Второе определение объектов привязано к правоотношению, такая привязка связана с тем, что, по мнению авторов, объектом гражданского права выступает поведение субъектов, а материальные и нематериальные блага являются объектом (предметом) поведения людей. С точки зрения теории права, указанная позиция является правильной (важно отметить, что дискуссия в данном направлении ещё продолжается), однако в контексте темы данной работы разграничение объектов права и правоотношения не является существенным, поэтому далее по тексту могут употребляться словосочетания как «объект права», так и «объект правоотношения». Важно учитывать, что перечень объектов в ст. 128 ГК РФ является открытым, так как употребляется словосочетание «иное имущество». При таком содержании статьи кажется, что научное исследование относительно правовой регламентации цифровых активов является неактуальным, поскольку соответствующие пробелы правовой регламентации могут быть устранены судейским усмотрением. Тем не менее, представляется, что оставление открытого перечня объектов и наличия судейского усмотрения вовсе недостаточно для уверенной правовой регламентации цифровых активов, поскольку судебная практика на данный момент практически не сформирована, а решения по аналогичным спорам с цифровыми активами носят противоречивый характер. Таким образом, имеет смысл обозначить в законе значимые цифровые активы.

Под системой обычно понимают некоторую совокупность элементов, находящихся в определенной связи друг с другом и характеризующих её единство. Систему объектов гражданских прав образуют непосредственно объекты, обозначенные в статье 128 ГК РФ. Исходя из сказанного выше, важно отметить, что концептуальное наполнение термина «цифровой актив» уже, чем наполнение термина «объекты гражданских прав». Следовательно, если смотреть с перспективы правового регулирования, цифровые активы займут место в системе объектов гражданских прав (как самостоятельный вид) либо «растворяться» в них (то есть войдут в виды, например, цифровой актив может считаться подвидом имущественного права или охраняемым результатом интеллектуальной деятельности и приравненным к ним средством индивидуализации).

Что касается последнего уточнения на счёт цифрового актива как подвида, то здесь необходимо учитывать, что в настоящий момент в среде учёных-юристов идёт активная дискуссия об отнесении цифровых активов к имущественным правам или интеллектуальной собственности (такая дискуссия в принципе вызвана тем, что правовая наука не имеет более-менее устоявшегося объектного наполнения категории цифровых активов). Представляется, что цифровой актив ввиду специфической формы воплощения может быть отнесён к обоим видам. Так, далее будет детально рассказано про объекты, имитированные при помощи компьютерных алгоритмов (в частности про объекты, созданные искусственным интеллектом) и криптовалюты. Криптовалюты по сути представляют собой классическое имущественное право, выраженное нетрадиционным способом. Поэтому мы можем говорить, что криптовалюта это цифровой актив, являющийся по своему характеру имущественным правом. Однако по-другому обстоят дела с объектами, созданными искусственным интеллектом. В связи с тем, что искусственный интеллект не является субъектом права, то он не может быть автором произведения, а также объект, созданный «умным алгоритмом», не соответствует требованиям, предъявляемым статьёй 1261 ГК РФ и другими статьями. Таким образом, имея, вроде бы, результат интеллектуальной деятельности, мы вовсе не может в полной мере распространять на него нормы 4 части ГК РФ, следовательно, мы имеем дело с объектом sui generis (от лат. «своеобразная, единственная»), который хоть и обладает признаками, обозначенными в соответствующей части ГК РФ, но при этом не имеет правовой регламентации, он не охраняем. Однако в «теории» мы можем относить (и так следовало бы сделать) такой цифровой актив к объектам интеллектуальной собственности, хотя бы в силу того, что алгоритм искусственного интеллекта был написан лицом, желающим реализовать определённое намерение, и сам объект по форме воплощения совпадает с теми результатами интеллектуальной деятельности, что перечислены в 4 части ГК РФ.

Исходя из вышесказанного, можем констатировать, что цифровой актив – это нематериальное благо, имеющее цифровое воплощение, которое может быть отнесено к таким обозначенным в ГК РФ объектам как имущественные права и интеллектуальная собственность. Обоснованность выделения цифрового актива как самостоятельного объекта или отнесения его видов (например, токен, криптовалюта и т.д.) к названным выше объектам будет рассмотрена далее с учётом характера названных ранее цифровых активов и правовой практикой их регулирования.

1.2. Характеристика отдельных видов цифровых активов

Цифровые активы возникли совсем недавно, они являются продуктом начатой и до сих пор незавершенной «цифровой революции». В дальнейшем их перечень безусловно может быть расширен. В данном параграфе представлены преимущественно технические аспекты функционирования цифровых активов.

Охарактеризуем каждый вид, обозначенных ранее цифровых активов.

1. Когда говорят о блокчейне, у большинства людей сразу же возникают ассоциации с биткоином и иными криптовалютами. Действительно, блокчейн и криптовалюты связаны, поскольку первый является необходимым условием для существования второго. Но в данном пункте не будем подробно останавливаться на криптовалютах, поскольку конкретнее о них будет рассказано далее.

Блокчейн – это децентрализованный распределённый реестр данных о совершенных операциях, представляющий собой цепочку блоков (транзакций), связанных между собой и защищённых при помощи криптографических средств. Под транзакцией обычно понимается перевод денежных средств, запись о каких-либо совершенных действиях (например, груз доставлен в определённое место) и т.п.

Обозначим всё то, что обеспечивает работу блокчейна:

1. Пользователи («лёгкие» узлы) – лица, совершающие разнообразные операции (например, перевод денежных средств).

2. Ноды («полные» узлы) – компьютеры, распределяющие информацию между всеми участниками блокчейна, делая её децентрализованной.

3. Майнеры – это люди, которые предоставляют вычислительные мощности своих компьютеров для проверки правильности операций и их подтверждения.

4. Майнинг – это алгоритм консенсуса, заключающийся в расшифровке данных путем математических вычислений.

5. Консенсус – это процесс проверки майнерами правильности (обоснованности) совершаемых операций. Данный процесс основывается на протоколе proof of work (PoW), то есть, в переводе с английского, – доказательство (подтверждение) выполнения работы.

За работу майнеры получают вознаграждение. Это сделано для того, чтобы их было больше, так как это улучшит безопасность и стабильность системы, а также повлияет на производительность.

Для осуществления операции в блокчейне пользователи должны обладать публичным адресом (ключом), который представляет собой информационную строку с символами, сгенерированными системой. Совершение сделки в блокчейне возможно лишь после её подписания передающей стороной приватным ключом. Приватный ключ – это уникальная информация, которая доступна исключительно одному пользователю, например, она может давать доступ к биткоин-кошельку и её не следует рассекречивать, так как это может вызвать негативные последствия, например, списание третьими лицами средств с биткоин-кошелька. Данные пользователей (например, о сумме денег, находящейся на биткоин-кошельке) сканируются и передаются узлам, подключённым к блокчейну, а затем утверждаются майнерами на основе консенсуса.

Узел – это устройство, обеспечивающее обмен данными в блокчейне. Если этого обмена не произойдёт, то данные не попадут в блок. Когда предыдущие операции пройдены, информация об операции попадает в блок, который уже не может быть изменён (то есть нельзя отменить или каким-либо образом изменить транзакцию), это достигается за счёт криптографических механизмов, составляющих ядро технологии. Информация, содержащаяся в блоке, находится не в каком-нибудь едином центре обработки данных, а циркулирует по всей системе, поскольку как ранее уже было сказано, информация передаётся всем узлам, подключенным к блокчейну. Поскольку в блокчейне отсутствует централизованное администрирование, то можно говорить о прозрачности проводимых операций, потому что проверить их обоснованность может любой пользователь. История всех операций имеет вид цепочки неразрывно связанных между собой блоков, следующих друг за другом в пронумерованном порядке. Это обеспечивает хорошую безопасность истории операций, поскольку, если злоумышленник получит доступ к одному блоку, то он не сможет изменить или отменить совершённую операцию, так как таких блоков может быть сотни и изменить нужно их все.

Как блокчейн связан с цифровыми активами? Ответ на этот вопрос тривиален. Виртуальные токены, криптовалюты, смарт-контракты не могут функционировать без блокчейна, он является технологической основой для них. Названные объекты в свою очередь имеют нематериальную (идеальную) форму, представляют определённую экономическую ценность и кому-либо принадлежат, следовательно, лицо должно обладать на них правами. Права на эти объекты и составляют «актив» в юридическом смысле этого слова.

Охарактеризуем активы, которые функционируют при помощи технологии блокчейн.

Виртуальные токены – это цифровая запись в реестре (блокчейне), где отражаются обязательственные правоотношения между сторонами. Они могут выражать любое имущество в том числе то, которое имеет материальную форму, но запись о праве владеть данным имуществом имеет нематериальную форму.

Существует несколько видов токенов, которые выделяются комиссией по ценным бумагам и биржам США (The United States Securities and Exchange Commission) и Швейцарским управлением по надзору за финансовым рынком (Swiss Financial Market Supervisory Authority):

1. Cryptocurrencies (payment) tokens (платёжные токены) – это токены, которыми закрепляется объект, имеющий материальную или нематериальную форму (например, право требования). Если в этот токен включается право требования, то процедуру его продажи можно сравнить с уступкой права требования (цессией). Также платёжный токен может обеспечивать фиатные валюты. В нашем случае это криптовалюты.

2. Security (asset) tokens (инвестиционные токены) – это токены, которые позволяют своему владельцу получать некоторое количество прибыли от деятельности компании или от реализации услуг. Этот механизм похож на функционирование ценных бумаг, поскольку их владелец может получить долю в бизнесе и (или) право на участие в голосовании на общем собрании акционеров. Эти токены несут существенные риски для их владельца, поскольку никто не может гарантировать успех стартапа или иного инновационного продукта на рынке, поэтому они рассчитаны прежде всего на профессиональных инвесторов. Более того, эти токены требуют процедуры «Know Your Customer» (от англ. «Знай своего клиента»), а также они создают удобное прикрытие для отмывания денег.

3. Utility tokens (полезные токены) – это токены, которые позволяют получить доступ к продукту, который создаст производитель в будущем (например, право на просмотр фильма или право на доступ к приложению).

Дополнительно к приведенному перечню токенов следует отметить, что выделяются и гибридные токены (hybr_num_ tokens), которые могут содержать элементы названных выше токенов. Также в последнее время большой популярностью стали пользоваться NFT (non-fungible token), то есть невзаимозаменяемые токены, которые также функционируют на основе блокчейна. Отличие NFT от ранее названных токенов состоит в том, что «классические» токены являются взаимозаменяемыми. NFT подходит для того, чтобы «привязать» к нему какой-либо объект авторского права (например, картину, которая воплощена в цифровой форме) и т.п. Считается, что использование NFT позволяет лучше контролировать (регулировать) распространение результатов интеллектуальной деятельности (или доступ к таким результатам). Про данный вид токенов подробнее будет говориться в контексте объектов интеллектуального права в цифровой среде.

Инвестиционные и полезные токены неразрывно связаны с ICO (Initial Coin Offering), то есть с первоначальным размещение токенов. Следует различать ICO и IPO (Initial Public Offering). Оба способа являются формами краудфандинга, но второй предполагает исключительно продажу акций или депозитарных расписок на акции.

Краудфандинг (сrowd funding) – это сбор денежных средств для поддержки развития какого-либо стартапа или реализации определённой услуги (например, создание нового музыкального альбома).

При ICO происходит выпуск инвестиционных или полезных токенов в целях их обмена на денежные средства (криптовалюты), направляемые людьми, которые поддерживают проект или услугу (эта процедура очень похожа на эмиссию ценных бумаг).

К сожалению, токенизированные активы, как правило, никоим образом не регламентируются с юридической точки зрения, поэтому держатель токена может полагаться на способы защиты, предложенные технологией блокчейн. Представляется, что этого недостаточно, поскольку мы говорим о реальных денежных вкладах, и их суммы бывают достаточно высокими. Более того, существуют Scam ICO, то есть мошеннические ICO, когда выпускаются ничем не обеспеченные токены (для NFT характерен выпуск токенов лицом, который не является автором результата интеллектуальной деятельности), поэтому имеет смысл юридически регламентировать эти отношения. К тому же сам факт отказа от какого-либо регулирования таких перспективных цифровых активов недопустим в правовом государстве с рыночной экономикой.

Рассмотрим криптовалюты. Для небольшой части общества было очевидно, что центральные организации, в которые входит как государство, так и крупные банки обладают неоправданно большим контролем над деньгами и тем самым навязывают условия пользования ими. Встал вопрос о возможности изъятия такой монополии у правительства и банков, и ряд энтузиастов взялись искать ответ на него. Предлагалось много проектов, но все они имели различные недостатки, среди которых можно отметить два наиболее серьёзных: 1) вероятность повторного использования израсходованных средств и 2) отсутствие децентрализации как одной из гарантий анонимности использования денег.

В 2008 году Сатоси Накамото (его личность до сих пор не идентифицирована) предложил решение сразу двух проблем. Во-первых, он решил проблему двойного расхода, то есть исключил возможность повторного использования ранее потраченных денежных средств благодаря проверке совершаемых транзакций майнерами. Во-вторых, была решена проблема «доверия», поскольку была создана принципиально новая система, обеспечивающая прозрачность и высокую степень защиты транзакций (сделок) без надзора центрального органа, потому что она обеспечивается в первую очередь криптографией и математикой. Так, появилась первая криптовалюта. Её название – биткоин. Она примечательна тем, что создана не правительством, а простыми людьми, что позволяет говорить о её частноправовой природе. Стоит отметить, что протокол биткоина предполагает самостоятельную эмиссию, что делает его независимым от манипуляций правительства и банков.

Под криптовалютами в данной работе будем понимать цифровые денежные единицы, функционирование которых строится на основе децентрализованного распределённого реестра данных (блокчейна). Благодаря блокчейну проведение транзакций не требует финансовых затрат, за исключением лишь стоимости электроэнергии. На момент написания этой работы существует около 10.679 криптовалют и указанное число постоянно растёт (примечательно, что объем общей рыночной капитализации составляет около $26.672.000.000 или ₽2 × 10^12). С экономической точки зрения криптовалюты представляют большую ценность (за биткоин на 27.03.2022 готовы платить 4.262.650 рублей), но с точки зрения российского права они не являются официально признанной валютой, поэтому вопрос о правовой защите данных цифровых активов в последнее время стоит особенно остро.

Под контрактом (договором) понимается соглашение двух или более лиц, которое направлено на установление, изменение или прекращение прав и обязанностей. Смарт-контракты (умные контракты или договоры) представляют собой компьютерные программы, которые автоматически исполняются при выполнении сторонами заранее определённых условий.

Смарт-контракты – это то же самое, что и классические договоры, но они имеют цифровую форму и способны к автоматическому исполнению. Идейным вдохновителем смарт-контрактов является Ник Сабо, который хотел разработать систему для контроля сторонами контракта соблюдения его условий в сфере электронной коммерции. Главной целью смарт-контрактов является обеспечение исполнения обязательств, которые были взяты на себя сторонами по договору, но стоит также отметить, что они обеспечивают высокий уровень конфиденциальности благодаря криптографической защите. В качестве примера можно привести ситуацию, когда одна сторона – покупатель приобретает у другой стороны – продавца 20 автомобилей или иные подобные вещи. Покупатель должен перевести денежные средства (например, биткоины) на счёт продавца, а продавец получит указанные денежные средства лишь в тот момент, когда 20 автомобилей поступят на склад покупателя. Отследить поступление вещей можно при помощи RFID-меток или NFC. RFID-метки (Radio Frequency IDentification) – это способ идентификации объектов в пространстве. NFC (Near Field Communication) – это способ обмена данными между устройствами, которые находятся близко друг к другу. Благодаря смарт-контрактам стороны даже не обязаны доверять друг другу, поскольку за исполнением условий контракта будет следить компьютерный алгоритм, функционирующий на основе блокчейна. В отношении смарт-контрактов также встаёт вопрос о защите нарушенного права, поскольку стороны могут ошибиться в написании кода контракта (это может быть сделано и намеренно), а в силу функционирования блокчейна не исполнить контракт будет уже невозможно. Это требует специфического правового регулирования.

2. Большие данные. Все маршруты, электронные сообщения, фотографии, находящиеся в телефоне или ином электронном устройстве, являются цифровыми данными, они постоянно обрабатываться какими-либо алгоритмами, структурируются и, как правило, улучшают алгоритм, делая его более адаптированным под нужды людей. В пример можно привести интернет-магазин Amazon, который рекомендует товар покупателям на основе данных о просмотрах и покупках. Таких алгоритмов огромное множество и можно сказать, что чем больше данных пользователь сообщает о себе, тем меньше вероятность его смерти, «цифровой» смерти… Потому что пользовательский «цифровой след» может храниться длительное время. Цифровой след – это совокупность данных о пользователе (просмотрах видео, посещении сайтов), которые были получены различными платформами (сайтами) за время пребывания пользователя в сети Интернет (цифровом пространстве). Из-за этого даже появился термин «цифровое рабство», означающий невозможность пользователя влиять на сбор информации о себе.

Итак, большие данные – это база данных (структурированная информация) или неструктурированная информация, которая путём детального анализа обрабатываются (и структурируются в огромные базы данных в случае с неструктурированной информацией). Обработанная информация может использоваться для решения актуальных вопросов в области экономики, бизнеса, социальных отношений и тому подобного. Так, грамотное использование больших данных позволяет воздействовать на людей, увеличивать объёмы продаж на основе изучения паттернов поведения потенциальных потребителей, а также открывает ряд других перспективных возможностей. Эта информация является буквально «золотом» для бизнеса, поскольку она имеет экономическую ценность и может стать предметом каких-либо сделок, а потому мы и говорим о больших данных как о цифровом активе. Проблема заключается в том, что информация о людях собирается в интернете повсеместно, а доступ к ней может представлять угрозу для человека, поскольку мы не можем быть уверены, что она будет использоваться исключительно во благо. Здесь встаёт ряд вопросов о правовой регламентации её использования, и о возможности человека каким-либо образом защитить информацию о себе. Появление данного специфического цифрового актива ещё больше усилило дискуссии в среде учёных-юристов о необходимости включения информации в систему объектов гражданских прав.

3. Доменное имя – это совокупность символов, которые позволяют идентифицировать сайт в сети Интернет и как следствие получить пользователем доступ к информации, размещённой на данном сайте. В Федеральном законе от № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» дано следующее определение: «Доменное имя – обозначение символами, предназначенное для адресации сайтов в сети «Интернет» в целях обеспечения доступа к информации, размещенной в сети «Интернет». На первый взгляд, кажется, что доменные имена не следует относить к объектам гражданского права, так как они выполняют функции переадресации. Но здесь не всё так просто. В настоящий момент большинство юристов, занимающихся данной проблематикой, относят домены к идентификаторам. То есть домены могут содержать товарный знак. В связи с этим они имеют достаточно большую ценность. Так, например, ещё в 2008 году доменное имя «fund.com» было продано за 9.999.950 долларов. Также существуют аукционы доменов, на которых продаются доменные имена известных сайтов, чьи владельцы по каким-либо причинам не успели их продлить. Появилось такое явление как киберсквоттинг, когда регистрируются домены, похожие на знаменитые торговые бренды с целью их дальнейшей перепродажи по более высокой цене. Ввиду того, что доменные имена имеют ценность, невозможно не причислять их к цифровым активам, а их в свою очередь, в случае необходимости, нужно будет охранять и защищать.

4. Имущество, находящееся в социальных сетях и компьютерных играх (далее – виртуальное имущество). К данному имуществу может относится всё, что покупается на каких-либо сетевых платформах, это могут быть: игровые персонажи, игровая валюта, игровая техника, стикеры и картинки в социальных сетях и прочее. Некоторые исследователи распространяют на виртуальные объекты режим интеллектуальной собственности, а другие относят их к классическим объектам права собственности. Это также вызывает вопросы о способах защиты, названных активов. Виртуальное имущество хотя и не материализовано, тем не менее имеет экономическую ценность, а потому следует более детально рассмотреть вопросы, связанные с ответственностью за его кражу или пропажу с аккаунта пользователя. Стоит также отметить, что сам аккаунт представляет ценность, поэтому нарушение доступа к нему непременно порождает вопрос о защите прав владельца аккаунта.

5. Объекты, имитированные при помощи компьютерных алгоритмов – это созданные «классическими» алгоритмами или алгоритмами машинного обучения активы, имеющие, как правило, нематериализованный характер (доступ к ним можно получить при помощи компьютеров и иных электронных устройств). В виду того, что объекты, имитированные «классическими» алгоритмами, регламентированы законодательством как интеллектуальная собственность, то исследоваться будут объекты, имитированные алгоритмами машинного обучения.

Под алгоритмом обычно понимается совокупность команд на определённом языке программирования, посредством исполнения которых ЭВМ будет достигнут намеченный результат. Алгоритмы машинного обучения – это компьютерные команды, которые направлены на создание модели машинного обучения (глубокого обучения).

Важно отметить, что в обществе алгоритмы машинного обучения часто именуют искусственным интеллектом. В среде специалистов по компьютерным наукам словосочетание «искусственный интеллект» использовать не принято. Это вызвано особыми требованиями к технологии «искусственный интеллект» в буквальном смысле данного словосочетания. Так соответствующая технология как минимум должна быть многозадачной и иметь (или хорошо имитировать) сознание и интеллект, однако об этом более подробно будет сказано далее. На данный момент эти требования не соблюдаются и в ближайшей перспективе вряд ли будут соблюдены. Тем не менее, в данной работе в отношении алгоритмов машинного обучения будет использоваться термин искусственный интеллект (далее – ИИ), так как он является устоявшимся и более доступным для восприятия.

В настоящий момент всё более актуальной является проблема правовой охраны объектов, имитированных, ИИ. Уже есть программы ИИ, создающие объекты (например, изображения, музыку и т.п.), которые при «стандартном творческом вкладе» охраняются нормами права интеллектуальной собственности.

В данной работе автор намеренно не употребляет словосочетание «результатов интеллектуальной деятельности», а заменяет его на «объекты». Такой подход вызван неопределенностью самого наполнения понятия (категории) ИИ не только в сфере юриспруденции, но и в сфере компьютерных наук.

Важными вопросами, например, для реализации правосубъектности ИИ в сфере права интеллектуальной собственности (или права вообще) являются: имеется ли у ИИ интеллект; имеется ли сознание? Франсуа Шолле (François Chollet), известный специалист в области машинного обучения, создатель библиотеки (фреймворка) глубокого обучения «Keras», считает, что в ближайшей перспективе рано говорить об ИИ на уровне или выше человека. Отмечается, что для ИИ не характерна интеллектуальность, поскольку результаты его работы есть лишь статистическая интерпретация исходных данных на входящие данные. Например, может быть создана картина под стиль Рембрандта, потому что алгоритм ИИ в большом количестве загруженных данных (картин Рембрандта) найдет паттерны, которые будут использоваться для решения поставленной задачи. Для ИИ не характерно сознание (которое присуще всем homo sapiens и некоторым другим животным), то есть субъективное переживание внешнего мира. ИИ не способен сострадать, радоваться, ненавидеть. Конечно, современные модели (например, виртуальные помощники), обученные на большом объеме данных, способны имитировать эмоции, но все же это лишь отражение исходных данных на входящие. Алан Тьюринг в знаменитой работе «Can the Machine think?» сформулировал концепцию «теста Тьюринга», которая предполагает, что в случае, если человек по переписке не способен отличить человека от ИИ, то следует считать, что ИИ является равным по своим интеллектуальным способностям человеку (ИИ имитирует поведение человека). Проблема «имитации» имеет философскую природу, например, человек не способен почувствовать, какого быть летучей мышью, человек не способен в полной степени сопереживать чувства других людей, потому что при попытке что-либо почувствовать будет исходить исключительно из личного опыта. Тем не менее, несмотря на неспособность в точности сопереживать, мы осознаем, что нас окружают люди.

В области ИИ принято выделять машинное обучение и глубокое обучение.

Машинное обучение базируется на передаче системе большого объёма данных, которые необходимы для решения конкретной задачи, далее система находит в этих данных паттерны, которые будут служить решением задачи. Таким образом, машинное обучение включает три составляющих: входные данные, ожидаемые результаты, способ оценки качества работы алгоритма.

В основе глубокого обучения лежит механизм изучения многослойных представлений данных. Эти представления часто называются нейронными сетями. По мере сравнения получаемых данных и тестовых, алгоритм ИИ нормализуется в результате чего есть вероятность, что получится результат, подходящий для решения задачи. Многослойные представления обычно содержат более десяти слоев, в процессе обучения алгоритмом конструируются всё более сложные представления данных, что позволяет детальнее обработать информацию, поэтому и результаты алгоритмов глубокого обучения, как правило, лучше, чем результаты машинного обучения.

В общих чертах рассмотрев работу алгоритмов ИИ, можно перейти к проблеме, которую поставили данные технологии перед правом: охраняемы ли объекты, созданные ИИ, то есть вписываются ли они в «классическую» систему объектов гражданских прав?

6. Объекты интеллектуального права в цифровой среде. Данные активы считаются цифровыми, если они имеют электронную (цифровую) форму, это могут быть: картины, фотографии, музыка, компьютерные программы и прочее. Эти объекты чаще всего размещаются в облачных сервисах, но также могут они быть привязаны к NFT, о которых уже упоминалось ранее.

Облачный сервис или облако – это программным образом определённое пространство на сервере или нескольких серверах. Здесь важно отметить следующее. Утверждение о том, что облако – это сервер является некорректным, поскольку пользователю предоставляется не сервер, а часть пространства на нём. Это пространство определяется при помощи специального программного обеспечения. Следовательно, с пользователями облачных сервисов заключаются не договоры аренды, а лицензионные договоры. В принципе, любой результат интеллектуальной деятельности может быть оцифрован и помещён в облако, и в таком случае возникает вопрос относительно того, появился ли новый объект гражданского права.

NFT – невзаимозаменяемый (уникальный) токен, функционирующий на основе блокчейна. NFT не является непосредственно хранилищем какого-либо объекта, он содержит адрес (ссылку) этого объекта. Также важно понимать, что NFT не подтверждает право собственности и не удостоверяет чьё-либо авторское право. Данный вид токенов идеально подходит для торговли, и в настоящее время этот рынок активно развивается. При этом какая-либо правовая регламентация отсутствует (например, заключаются договоры купли-продажи NFT, но законодательству данный объект неизвестен).

В связи с большой свободой в сети Интернет недобросовестные лица стали часто публиковать в свободном доступе произведения без разрешения их автора, подделывать NFT. Как правило, нарушители посягают на достаточно большой перечень интеллектуальной собственности, нарушения часто носят межтерриториальный характер. Следует отметить, что на данные правоотношения преимущественно будет распространяться действующее законодательство об интеллектуальной собственности, но оно имеет ряд недостатков, поскольку отсутствуют хорошие механизмы контроля за соблюдением авторского права.

ГЛАВА 2. ЦИФРОВЫЕ АКТИВЫ В ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАНАХ: ПОДХОДЫ К ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ И ОХРАНЕ (ЗАЩИТЕ)

В рамках этой главы анализируются подходы к правовой регламентации и охране (защите) цифровых активов в зарубежных странах.

Следует отметить, что в иностранных государствах обозначенные ранее цифровые активы рассматриваются неоднозначно. Здесь же важно уточнить, что правовая система некоторых рассматриваемых далее стран, например, Великобритании и США, относится к англо-американской, поэтому система объектов гражданских прав, как в России, отсутствует, но это всё же принципиально не влияет на исследование правовой регламентации и охраны (защиты) цифровых активов, поскольку все правовые категории в целом являются соотносимыми.

Конечно, в некоторых государствах практика правового регулирования цифровых активов значительно превосходит подходы, которые сложились в России. Отечественному законодателю, в свою очередь, следует рассмотреть данные подходы, проанализировать и, возможно, в дальнейшем внедрить их в правовую систему России. В целях более полного раскрытия этих подходов, будем рассматривать каждый цифровой актив по порядку.

§ 2.1. Подходы к правовой регламентации и охране (защите) блокчейна

Блокчейн является главной технологической инновацией, которую сейчас пытаются урегулировать достаточно большое количество государств. Это вызвано тем, что легальное функционирование блокчейна способно ускорить развитие экономики. Подходы зарубежных стран крайне неоднозначны.

Так, в Китайской Народной Республике (далее – Китай) блокчейн и все существующие на его основе цифровые активы (в том числе токены, ICO и криптовалюты) находятся под большими правовыми ограничениями, что довольно странно для развития такой перспективной экономики, однако важно отметить, что такие ограничения введены для частных децентрализованных систем. Данные ограничения презюмируются как необходимость противодействию незаконному отмыванию денежных средств и выводу их за рубеж. Также законодатель опасается того, что у ряда лиц появятся возможности для ухода от налогообложения. В Китае имеется 2 нормативных правовых акта, которые призваны регулировать обозначенную сферу:

1. Извещение «О предупреждении рисков, вытекающих из Биткоина»;

2. Извещение «О мерах по предотвращению рисков, связанных с выпуском токенов в целях привлечения финансирования».

Представляется, что данные акты введены законодательном на определенный временной промежуток и призваны предупредить те опасности, которые потенциально могут представлять активы, функционирующие на основе технологии блокчейн. Тем не менее, использование цифровых активов возможно лишь для лиц и сайтов, получивших специальную лицензию, и стоит отметить, что их деятельность тщательно контролируется Народным банком Китая и некоторыми правоохранительными органами. Это вполне оправдано, но с другой стороны, такой надзор мешает развитию мелкого и среднего предпринимательства, потому что при помощи первоначального размещения токенов китайские стартапы могли бы гораздо эффективнее развиваться, поскольку в обычных условиях ведения бизнеса им может не хватать финансирования, а процедура с использованием классических ценных бумаг достаточно сложна в плане сбора всех необходимых документов. Исходя из этого, законодатель не перестаёт работать в направлении правового урегулирования блокчейна и вытекающих из него цифровых активов.

Криптовалюта в Китае определяется как виртуальный товар (или имущественное право), но не как самостоятельная валюта. Непосредственно в гражданском законодательстве Китая токен или криптовалюта не регламентированы как объекты гражданского права. В связи с таким подходом, охрана (защита) токенов (криптовалюты) может осуществляться так же, как и защита классических объектов гражданского права (имущественных прав), но ввиду негативного отношения властей Китая к частным децентрализованным системам представляется, что на практике осуществить какую-либо защиту своих цифровых активов практически невозможно.

Относительно недавно стало известно о том, что Китай разрабатывает собственную криптовалюту в целях повышения оборота юаня в мировой экономике. Также следует отметить, что в Китае сосредоточено большое количество майнинг-пулов, то есть специальных компьютеров, предназначенных для добычи криптовалюты, а в 2019 году блокчейн-стартапы привлекли в экономику страны около 3,5 млрд. долларов. Очевидно, что Китай не сможет игнорировать законодательное урегулирование технологии блокчейн и вытекающих из неё цифровых активов, а потому опыт Китая необходимо учитывать и продолжать исследовать его в будущем.

Исходя их сказанного ранее, можно сделать вывод, что на данный момент в Китае отсутствует непосредственная правовая регламентация таких цифровых активов как токен и блокчейн, однако в целом допускается распространение на данные виды цифровых активов норм об имущественных правах.

Следует обратить внимание на правовое регулирование в государствах, в которых блокчейн также активно развивается. К ним относятся: Великобритания, Канада, США, Япония и некоторые другие страны.

Так, криптовалюты в США относятся к виртуальным валютам и сделки с ними официально разрешены. Ещё в 2013 году подразделение министерства Финансов США, которое занимается борьбой с финансовыми преступлениями (Financial Crimes Enforcement Network), заявило, что все операции, связанные с обменами криптовалют на фиатные денежные средства, должны регулироваться так же, как и операции по обмену фиатных денежных средств между собой. Следовательно, в США криптовалюты являются формой денег (имущественным правом). А в случае, если будут нарушены права держателя криптовалюты, то на эти отношения будет распространяться финансовое законодательство США. При этом все биржи, осуществляющие операции с криптовалютами обязаны идентифицировать личность своих клиентов. Как представляется, это сделано в целях препятствия незаконной деятельности с криптовалютами. Так как США являются федеративным государством, то нельзя не обратить внимание на подходы отдельных штатов к регулированию криптовалют. Так, в Нью-Йорке, Вашингтоне, Нью-Гэмпшире ведение бизнеса, связанного с криптовалютами, возможно исключительно при наличии специальной лицензии. Такие меры принимаются прежде всего для защиты потенциальных инвесторов. Деятельность, связанная с ICO, приравнена, к операциям с ценными бумагами, но следует отметить, что возможность применения законодательства о ценных бумагах к токенам будет решаться индивидуально. Это разумно, так как такое регулирование не порождает необходимости в издании специальных нормативных правовых актов, что препятствует увеличению нормативного массива в законодательстве страны. При этом распространение аналогии на токены вовсе не означает необходимость детального соблюдения бюрократических предписаний законодательства о ценных бумагах.

Таким образом, правовая регламентация, охрана (защита) токенов и ICO в США осуществляется в соответствии с законодательством о ценных бумагах. Следовательно, токены и криптовалюты (относительно отечественной правовой системы) являются имущественными правами. Аналогичный подход в регулировании криптовалют и ICO наблюдается у Канады, Германии, Гонконга и Сингапура. Примечательно, что во Франции специально для ICO разработан и принят отдельный нормативный правовой акт.

Что касается смарт-контрактов, то в США они имеют юридическую силу наравне с обычными договорами и отдельные акты, регулирующие данную сферу приняты в Аризоне, Калифорнии, Небраске, Нью-Йорке, Флориде. Например, House Bill 2417, принятый в Аризоне, даёт следующее определение смарт-контракта: «Под смарт-контрактом понимается событийно ориентированная программа, имеющая состояние, которая функционирует на основе распределённого, децентрализованного, общего и реплицированного реестра, способного обеспечить хранение и исполнение записей реестра (передачу активов)». Аналогичный подход к смарт-контрактам наблюдается в Австралии и Италии. Так как смарт-контракт является также и компьютерной программой, то не исключается возможность распространения на него законодательства об интеллектуальной собственности.

В Великобритании, несмотря на достаточно широкое использование блокчейна, нормативных актов, регулирующих данную сферу на данный момент нет. Управление по финансовому регулированию и надзору (Financial Service Authority) указывает, что оборот криптовалюты не может регулироваться финансовым законодательством страны. Получается, что криптовалюты находятся вне зоны правового регулирования. При этом к токенам и ICO отношение достаточно настороженное, поскольку управление по финансовому регулированию и надзору заявило о том, что потенциальные инвесторы могут потерять все свои деньги, так как токены ничем не обеспечиваются. Крайне интересным представляется подход к смарт-контрактам, поскольку в тринадцатой программе правовых реформ указывается на необходимость предусмотреть возможность изменения несправедливых условий смарт-контракта. Однако способы реализации указанной возможности пока не были представлены. К сожалению, в Великобритании цифровые активы, функционирующие на основе блокчейна, не имеют чёткого правового регулирования они не охраняемы и, как следствие, не могут быть защищены.

В Швейцарии в 2018 году был принят кодекс поведения для ICO, где уделялось внимание ответственности за нарушение кодекса, регламентировались правила деловой этики, а также устанавливались правила совершения сделок. Аналогичные положения были введены в Гибралтаре ещё в 2017 году. Среди данных положений можно отметить: честность и этичность, необходимость поддержки на нормальном уровне финансовых и нефинансовых ресурсов, разработка эффективных механизмов для охраны цифровых активов клиента. На токены и криптовалюты может распространяться законодательство о ценных бумага. Следовательно, обозначенные цифровые активы относятся к имущественным (обязательственным) правам.

В Японии регулирование цифровых активов в принципе не отличается от США (данные активы по существу также являются имущественным правом). Деятельность, связанная с криптовалютами, нуждается в лицензировании, а лицам, занимающимся данной деятельностью необходимо иметь резервный счёт в размере 100 тыс. долларов и отчитываться о результатах деятельности перед правительством. Как представляется, такие требования способны притормозить использование блокчейна в стране, что может, в свою очередь, повлечь медленный экономический рост.

Исследовав, законодательство зарубежных государств на предмет правовой регламентации и охраны (защиты) цифровых активов, связанных с технологией блокчейн, можно сделать, вывод об отсутствии непосредственной правовой регламентации обозначенных цифровых активов. В ряде государств на токены и криптовалюты распространяется действующее законодательство о ценных бумагах. Следовательно, токены и криптовалюты относительно отечественной правовой системы соответствуют такому объекту как «имущественные права». В США смарт-контракт порождает те же последствия, что и «классический договор». При этом на смарт-контракты может распространяться законодательство об интеллектуальной собственности, поэтому относительно отечественной правовой системы можно указать, что смарт-контракт в США понимается как результат интеллектуальной деятельности: программа для ЭВМ.

Представляется, что наиболее разумной является позиция государств, которые распространяют на цифровые активы, функционирующие на основе блокчейна правовой режим аналогичных объектов (как уже было отмечено ранее, в США на токены распространяется законодательство о ценных бумагах). Это эффективно, потому что на указанные объекты распространяет действие законодательство, а потому, в случае нарушения прав держателя, последний может рассчитывать на качественную и проверенную временем охрану (защиту).

§ 2.2. Подходы к правовой регламентации и охране (защите) больших данных, доменных имен, виртуального имущества

Вопрос о правовом регулировании и охране (защите) больших данных за рубежом стоит сейчас особенно остро. Это вызвано тем, что крупные компании собирают и обрабатывают, а также продают огромные массивы данных о пользователях, однако нормы права, которое могли бы препятствовать недобросовестным действиям с большими данными, практически отсутствуют. Но беспокойство вызывает и тот факт, что в праве зарубежных государств большие данные не регламентируются как объект гражданских (экономических) правоотношений.

Относительно правовой охраны пользовательских данных достаточно прогрессивные нормы имеются в Европейском Союзе, где большие данные отождествляются с персональными данными и к ним применяются правила, содержащиеся в общем регламенте о защите персональных данных (General Data Protection Regulation). Данный регламент закладывает важнейшие принципы работы с данными пользователей это: доступность сведений об обработке данных, информирование об утечке данных и право на забвение (то есть право на удаление данных о пользователе).

В США в настоящий момент также существуют нормативные правовые акты, которые могут быть применены к большим данным. Закон «О защите конфиденциальности детей в Интернете» (Children’s Online Privacy Protection Rule) предъявляет к компаниям серьёзные требования, если они каким-либо образом собирают информацию о детях, не достигших возраста 13 лет. Законом «О федеральной торговой комиссии» (Federal Trade Commission Act) запрещается ценовая дискриминация (например, когда сайт завышает цену товара, если установит, что покупатель заходит с устройства Apple). Все названные акты создают стабильную (с этической точки зрения) основу для регулирования больших данных, но в любом случае встаёт вопрос о качественной реализации их положений.

Как было отмечено ранее, законодательство зарубежных государств не регламентирует большие данные как объект гражданского права, а ограничивается лишь регулированием в области обработки больших данных и защиты прав лиц, чьи данные непосредственно обрабатываются. Безусловно, большие данные могут рассматриваться как базы данных, и в таком случае на них будет распространяться законодательство государств, которые присоединились к Соглашению по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (ТРИПС) 1994 года, Договору ВОИС по авторскому праву 1996 года и (или) Директиве Европейского парламента и Совета Европейского Союза 96/9/ЕС от 11 марта 1996 года «О правовой охране баз данных». Во всех названных международных договорах отражены нормы регламентирующие базы данных, однако в первых двух учитывается критерий творчества, поэтому в случае, если лица, организовавшие обработку больших данных, не смогут доказать наличие творческого вклада, то они не смогут получить исключительные права на данную базу данных.

Доменные имена не признаны в качестве самостоятельного объекта гражданского права в большинстве иностранных юрисдикций.

Достаточно много споров ведётся в случаях, когда доменное имя какого-либо сайта включает в себя наименование организации или физического лица. Интересным представляется подход, согласно которому доменное имя получает охрану как интеллектуальная собственность в случаях, когда оно фактически выступает как средство индивидуализации. Данный подход воспринимается прежде всего в США. Так, в законе Ланхама (Trademark Act of 1946) указывается, что нельзя каким-либо образом воспроизводить, имитировать или копировать товарный знак, если такие действия способны ввести в заблуждение потенциальных потребителей товаров или услуг. Это в свою очередь подтверждается и судебной практикой, например, дело Intermatic Inc. v. Toeppen, 947 F. Supp. 1227 (N.D. Ill. 1996). Любопытным является дело Yahoo! Inc. vs Akash Arora (1999), где суд пришёл к выводу, что доменное имя не является простым набором символов для переадресации, а выполняет функцию ту же, что и товарные знаки, поэтому оно должно охраняться также как товарный знак. При этом истцу необходимо доказать, что копирование товарного знака вводит потребителей в существенное заблуждение.

Аналогичного подхода придерживаются и в Великобритании. Законом «О товарных знаках» (The Trade Marks Act 1994) запрещается использование схожего до степени смешения товарного знака в деятельности одинаковой направленности (например, в торговле). Однако, если деятельность имеет разную направленность, то никакого нарушения в данном случае не будет, это отражено в деле Avnet v Isoact: ChD 1998.

В Германии подход также не отличается от Великобритании и США и отношения, связанные с нарушением права на товарный знак, регулируются законом «Об охране товарных знаков» (Gesetz über den Schutz von Marken und sonstigen Kennzeichen).

Виртуальное имущество во многих юрисдикциях регулируется при помощи лицензионных соглашений. В США все споры, связанные с виртуальным имуществом, решаются на основе лицензионных соглашений с пользователями, где устанавливаются права сторон.

Довольно известным является дело See Bragg v. Linden Research, Inc., 487 F. Supp. 2d 593, 595 (E.D. Pa. 2007), в котором Марк Брэгг купил земельный участок на аукционе в игре Second Life дешевле благодаря изменению компьютерного кода (то есть совершил компьютерный взлом). В ответ на это разработчики заблокировали его аккаунт, и он подал в суд, поскольку был заинтересован в возврате денежных средств, которые он вложил в виртуальную собственность. Интересным это дело является, потому что оно одно из немногих, где суд встал на сторону истца. Было установлено, что условия лицензионного соглашения сформулированы в одностороннем порядке без учёта интереса игрока, вследствие чего был нарушен баланс интересов сторон. Дело закончилось мировым соглашением.

Правовой статус аккаунта в социальной сети не определён судебной практикой однозначно. Любопытным в этой связи представляется дело Eagle v. Morgan (E.D. Pa. 2011), где бывшая сотрудница подала в суд на своего работодателя за несанкционированное использование её аккаунта в LinkedIn. Суд, изучив материалы дела, пришёл к выводу об отсутствии у работодателя права собственности на аккаунт и удовлетворил иск. Таким образом, суд признал аккаунт с персональными данными лица его собственностью.

Исходя из сказанного ранее, можно сделать следующие выводы.

Большие данные могут быть регламентированы (следовательно, могут считаться охраняемыми (защищаемыми) объектами) в зарубежных странах как результат интеллектуальной деятельности, а именно база данных, однако такая «теоретическая» регламентация, вероятно, имеет небольшие шансы на «практическую» реализацию.

Доменные имена, как уже было отмечено ранее, не являются самостоятельными объектами гражданского права в зарубежных государствах, однако они регламентированы и отнесены к интеллектуальной собственности, а именно товарным знакам, поэтому и правовую охрану (защиту) они получают, как товарные знаки.

Виртуальное игровое имущество в иностранных юрисдикциях не относится к имущественным правам игрока и не является его собственностью. Отношения между игроком и организацией-разработчиком регулируются лицензионными соглашениями, при этом суды учитывают условия договора и при их дискриминационном характере встают на сторону «слабой» стороны. Аккаунт в социальной сети с персональными данными может рассматриваться как собственность (относительно отечественной правовой системы – имущественное право). Следовательно, в зарубежных странах виртуальное имущество является охраняемым (защищаемым).

§ 2.3. Подходы к правовой регламентации и охране (защите) объектов, имитированных при помощи компьютерных алгоритмов и объектов интеллектуального права в цифровой среде

В зарубежных юрисдикциях нет однозначного подхода к правовой регламентации и охране (защите) объектов, созданных ИИ.

В Великобритании в силу The Patents Act 1977 автором может быть исключительно физическое лицо. Важно отметить, что Высокий суд Англии и Уэльса отказал в признании права ИИ на патент. При этом суд не исключил возможность для автора программы ИИ стать обладателем исключительных прав на объект, созданный при помощи ИИ, на основании норм The Copyright, Designs and Patents Act 1988 (далее - The Copyright Act 1988), так как будет действовать презумпция авторства и программа ИИ создавалась для получения определенных результатов. При этом The Copyright Act 1988 прямо указывает, что результат может быть сгенерирован компьютером и автором считается лицо, управляющее компьютером и принимающее соответствующее решение.

В США The Copyright Act of 1976 предусматривает, что охраняются творческие объекты, в законе не упоминается о возможности генерации объекта при помощи компьютера. В деле Feist Publications, Inc. v. Rural Telephone Service Co., Inc. – 499 U.S. 340, 111 S. Ct. 1282 (1991) указывается, что автором результата интеллектуальной деятельности может быть лицо, внесшее минимальный творческий вклад. Законодательством США устанавливается презумпция авторства, поэтому потенциально нельзя говорить о полном отсутствии возможности защитить объект, созданный ИИ.

В Европейском союзе действует European Parliament resolution of 20 October 2020 on intellectual property rights for the development of artificial intelligence technologies, которая предписывает, что в случае, когда программа ИИ используется человеком в качестве инструмента для получения объекта, то применимы обычные нормы права интеллектуальной собственности. В случае, если объект создается ИИ самостоятельно без творческого вклада автора, то могут быть применимы нормы права интеллектуальной собственности, но с учетом того, что данный объект фактически «теряет связь» с конкретным физическим лицом, поскольку отсутствует творческий вклад.

Что касается объектов интеллектуального права в цифровой среде, то на них распространяется законодательство об интеллектуальной собственности (это утверждение справедливо и в отношении объектов, размещённых в облаке), но и здесь имеются свои особенности. Так, в последнее время встал вопрос о возможности привлечения к ответственности информационных посредников, то есть Интернет-провайдеров (далее – провайдеры).

В соответствии с законом США «О защите авторских прав в цифровую эпоху» (Digital Millennium Copyright Act) и Европейской директивой «Об электронной торговле» провайдеры, которые размещают контент, нарушающий авторские права, не несут ответственности, если они не знают о противоправности размещения такого контента. Закон США допускает возможность удаления сайта-нарушителя или ограничения доступа к нему. Активно такие положения законодательства реализует поисковая система Google. При этом, если будет установлено, что провайдеры знали о незаконности таких действий, то к ним будут применены соответствующие санкции.

Аналогичный подход существует в Германии в соответствии с законом «О средствах массовой информации» (Telemediengesetz). Такое правовое воздействие, на первый взгляд, кажется вполне здравым, но существуют риски, что виновные лица так и не будут привлечены к ответственности, поскольку на данный момент известно множество способов для совершения анонимных операций в сети Интернет. Довольно интересным является дело Sony Corp. v. Universal Studios, 464 U.S. 417 (1984), в котором суд установил, что производитель устройства (или технологии), которое может быть использовано для нарушения авторских прав будет нести ответственность за это нарушение, если устройство (технология) не было подвергнуто значительным изменениям самим нарушителем.

В Великобритании реализуется практика, в соответствии с которой нарушитель, замеченный в скачивании, охраняемых авторским правом объектов получит предупредительное уведомление, а в случае повторного нарушения провайдер должен отключить пользователя от сети Интернет, а в дальнейшем может быть назначен штраф в размере 50 тыс. фунтов стерлингов.

В Японии функционирует специальная компьютерная программа, которая предотвращает передачу объектов, охраняемых авторским правом на мобильные телефоны.

Законодательство в отношении правовой регламентации NFT на данный момент отсутствует. Также не сложилась и судебная практика. Однако зарубежные авторы указывают, что NFT можно регулировать как ценные бумаги.

На основании изложенного можно сформулировать следующие выводы.

В зарубежных правопорядках имеются тенденции направленные на создание определенности в сфере охраны объектов, созданных ИИ. Наиболее значимых успехов достиг Европейский союз, поскольку прямо именует ИИ как технологию, позволяющую создавать объекты, претендующие на правовую охрану. Следовательно, можно сказать, что в Европейском союзе объекты, имитированные ИИ, регламентированы как результат интеллектуальной деятельности (интеллектуальная собственность) и эти объекты являются охраняемыми (защищаемыми).

Объекты права интеллектуальной собственности, размещенные в цифровой среде (например, в облачных хранилищах данных), регламентируются как интеллектуальная собственность и охраняются (защищаются) также как «классические» объекты права интеллектуальной собственности. Правовая регламентация NFT на данный момент отсутствует, однако не исключается, что данные цифровые активы будут квалифицироваться как ценные бумаги (то есть имущественное право).

ГЛАВА 3. ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ И ПРАВОВАЯ ОХРАНА (ЗАЩИТА) ЦИФРОВЫХ АКТИВОВ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

В этой главе определяется место цифровых активов в системе объектов гражданских прав Российской Федерации, их правовое регулирование, а также способы охраны (защиты) цифровых активов и предлагаются новые способы их правовой регламентации и охраны (защиты).

В Российской Федерации некоторые цифровые активы, к сожалению, не регламентируются правом вообще. В нашей стране сложилась ситуация, когда многие операции с цифровыми активами находятся вне правового поля, а у населения складывается впечатление, что такие цифровые активы (например, биткоин) используются исключительно в криминальных схемах. Не исключается, что отсутствие правовой регламентации может быть намеренным, например, для цели не допустить «окостенения» общественных отношений в перспективных сферах цифровой экономики, однако риски для активных в данных сферах субъектов достаточно высоки.

Здесь важно отметить, что относительно недавно в ГК РФ в составе имущественных прав были обозначены «цифровые права», под которыми в ст. 141.1 ГК РФ понимаются: «Названные в таком качестве в законе обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам». Содержание названной статьи является достаточно неопределенным, поскольку оно может расширительно толковаться. Однако очевидно, что данная статья в большей степени носит декларативный характер и предполагает необходимость создания соответствующей нормативной правовой базы. При этом из её содержания усматривается, что возможность включения в состав цифровых прав таких активов как «большие данные» и т.п. весьма затруднительно в силу специфики (природы) данных активов, но вполне уместно говорить, что категория «цифровые права» может включать в себя криптовалюты и токены.

Следует подробно проанализировать существующие подходы к правовой регламентации и охране (защите) цифровых активов в РФ и, если необходимо, сформулировать новые.

§ 3.1. Правовое регулирование и правовая охрана (защита) блокчейна

Блокчейн и многие, вытекающие из него цифровые активы частично урегулированы отечественным законодательством. Здесь важно отметить принятие новых законов, о которых речь будет идти ниже, а также поправки к ГК РФ. Крайне важной проблемой тем не менее является отсутствие детальной правовой регламентации цифровых активов, связанных с блокчейном, в системе объектов гражданских прав.

Федеральный закон от 02.08.2019 № 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее – ФЗ «О краудфандинге») и Федеральный закон от 31.07.2020 № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее – ФЗ «О цифровых финансовых активах») несколько сужают сферу правового регулирования цифровых активов до уровня отдельных субъектов (индивидуальных предпринимателей, коммерческих и некоммерческих юридических лиц), которые вправе осуществлять выпуск цифровых активов.

В ФЗ «О цифровых финансовых активах» дано определение цифрового финансово актива следующим образом: «Цифровыми финансовыми активами признаются цифровые права, включающие денежные требования, возможность осуществления прав по эмиссионным ценным бумагам, права участия в капитале непубличного акционерного общества, право требовать передачи эмиссионных ценных бумаг, которые предусмотрены решением о выпуске цифровых финансовых активов в порядке, установленном настоящим Федеральным законом, выпуск, учет и обращение которых возможны только путем внесения (изменения) записей в информационную систему на основе распределенного реестра, а также в иные информационные системы». Таким образом, законодателем определяется место цифровых финансовых активов в системе объектов гражданских прав – имущественные права, т.к. речь идёт о цифровых правах. Исходя из содержания названного определения, также можно сделать вывод, что закон распространяет своё действие на security (asset) tokens (инвестиционные токены). Действительно, ФЗ «О цифровых финансовых активах» требует соблюдения предписаний Федерального закона от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» (далее – ФЗ «О рынке ценных бумаг») при эмиссии ценных бумаг, удостоверенных цифровыми финансовыми активами. Также сама процедура выпуска цифровых финансовых активов очень похожа на эмиссию ценных бумаг. Распространение на отношения по эмиссии цифровых финансовых активов (данная «эмиссия» аналогична ICO) действия ФЗ «О рынке ценных бумаг» делает данную процедуру достаточно сложной из-за необходимости соблюдать множество бюрократических предписаний. При этом ICO был призван как раз для минимизации бюрократии и обеспечения таких условий для бизнеса, которые делали процесс привлечения инвестиций более простым.

Необходимо учитывать и тот факт, что для выпуска цифровых финансовых активов нужно пройти предусмотренную законодательством процедуру, в частности, оператор информационной системы по выпуску цифровых финансовых активов должен быть включён в реестр, который ведётся Банком России. Очевидно, что ряд зарубежных операторов (в том числе операторов обмена цифровых финансовых активов) не собираются каким-либо образом легализовать свою деятельность на территории Российской Федерации, что лишает гарантий, предусмотренных законодательством, граждан РФ, которые приобрели зарубежные цифровые активы. Представляется, что вопрос трансграничного регулирования сделок с цифровыми активами должен разрешаться в соответствии с международным законодательством о цифровых активах, однако таковое на данный момент отсутствует. Также необходимо считаться с тем, что законодательством предъявляются достаточно серьёзные требования к лицам оператора информационной системы, выпускающей цифровые финансовые активы (или оператора обмена цифровых финансовых активов). Так, некоторые из них должны иметь соответствующее высшее образование и опыт руководства финансовой организацией. Представляется, что такие требования лишь отталкивают от желания заниматься деятельностью по выпуску цифровых финансовых активов, что в дальнейшем приведёт к снижению темпов развития крипторынков (криптоэкономики) в России.

Важно отметить, что ФЗ «О краудфандинге» и ФЗ «О цифровых финансовых активах» не вводятся новые термины, например, «токены» и «криптовалюты». Во многом правовая квалификация цифровых активов (если речь идёт, например, о зарубежных активах) остаётся на субъективное усмотрение суда, однако не исключается аналогия. Это может порождать ряд проблем, главные из которых заключаются в снижении темпов экономического роста и правовой неопределённости. Здесь же следует отметить, что ранее законодателем в проекте Федерального закона № 419059-7 «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее – Проект ФЗ № 419059-7) предлагались дефиниции «криптовалюта», «токен» и т.д., однако в дальнейшем от их введения отказались. Представляется, что такой отказ является поспешным и следовало бы сохранить обозначенные дефиниции, поскольку именно их наличие вносит определенность в сферу правовой регламентации цифровых активов, связанных с блокчейном. К тому же в массовом сознании такие цифровые активы как «токен», криптовалюта и т.д. уже закрепились, поэтому некоторая часть заинтересованных субъектов из-за расхождения терминологии может и не обратиться к действующему законодательству.

Исходя из сказанного выше, можно констатировать, что законодателем цифровые финансовые активы (исходя из смысла соответствующего закона - security (asset) tokens или инвестиционные токены) отнесены к цифровым правам, то есть к имущественным правам. Данная позиция кажется верной, поскольку цифровой финансовый актив не является вещью, т.к. имеет нематериальный вид, а также результатом интеллектуальной деятельности, поскольку выпуск цифровых финансовых активов не носит творческого характера, цифровой финансовый актив закрепляет за его обладателем определённое право. Однако важно понимать, что в настоящий момент законодательство далёко от идеала, поскольку оно усложняет процедуру выпуска цифровых финансовых активов и не учитывает зачастую трансграничный характер сделок с цифровыми активами и личный закон лиц, которые эти цифровые активы выпускают (например, в силу ст. 5 ФЗ «О цифровых финансовых активах» оператором информационной системы по выпуску цифровых финансовых активов может быть «юридическое лицо, личным законом которого является российское право»). В связи с отсутствием действительно эффективного правового регулирования виртуальных токенов и ICO необходимо внести изменения в ФЗ «О цифровых финансовых активах», в частности среди императивных требований следует оставить в законе: реальную обеспеченность токенов (то есть возможность реализовать права по ним), прозрачность проводимых сделок, необходимость иметь дополнительные финансовые резервы и получить право на осуществление такой деятельности (быть включённым в специальный реестр), положения об ответственности оператора. При этом имеет смысл несколько ослабить требования к лицам оператора информационной системы, выпускающей цифровые финансовые активы, поскольку в силу глобального характера сделок с токенами проверить такое соответствие представляется трудным. К тому же изначально токенизация носила исключительно инициативный характер, базировалась на добросовестных интересах, являясь своеобразным институтом гражданского общества, поэтому излишняя урегулированность может навредить, но добросовестные участники, чьи права нарушены, должны быть защищены нормами публичного права.

Для цели стабилизации оборота зарубежных токенов необходимо прямо указать в законе о возможности распространения отношений (применения аналогии), регулируемых ФЗ «О цифровых финансовых активах», на такие токены или ввести дефиницию «токен», ранее обозначенную в Проекте ФЗ № 419059-7. Таким положением следует дополнить ст. 1 названного ФЗ. Текст статьи закона об аналогии, может выглядеть следующим образом: «На иностранные цифровые финансовые активы (платёжные токены, инвестиционные токены, полезные токены и т.п.) распространяются положения настоящего Федерального закона при установлении судом соответствия признаков иностранных цифровых финансовых активов признакам цифровых финансовых активов и цифровой валюты, указанных в настоящей статье.». При этом на отношения с такими токенами следует распространить нормы международного частного права. Оправданным кажется распространение норм иностранного права лишь при условии, когда оборот цифровых активов урегулирован нормами права зарубежного государства (имеется нормативный правовой акт, прецедент или сложилась судебная практика), иначе должны применяться нормы российского права. Следует также задуматься о разработке этического кодекса для лиц, занимающихся деятельностью, связанной с токенами и ICO и о создании саморегулируемых организаций, которые поддерживали бы такую деятельность на высоком уровне соответствия требованиям закона. Все названные меры, на взгляд автора, позволят эффективнее обеспечить правовое регулирование и охрану (защиту) цифровых активов инвесторов ICO.

Криптовалюта регламентирована и может быть защищена правом лишь отчасти. В соответствии с Федеральным законом от 10.07.2002 № 86-ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» криптовалюта не является официальной денежной единицей, также она не включена в статью 128 ГК РФ и, следовательно, не является объектом гражданского права. ФЗ «О цифровых финансовых активах» содержит положения о цифровой валюте. В контексте положений ФЗ «О цифровых финансовых активах» под цифровой валютой понимается: «Совокупность электронных данных (цифрового кода или обозначения), содержащихся в информационной системе, которые предлагаются и (или) могут быть приняты в качестве средства платежа, не являющегося денежной единицей Российской Федерации, денежной единицей иностранного государства и (или) международной денежной или расчетной единицей, и (или) в качестве инвестиций и в отношении которых отсутствует лицо, обязанное перед каждым обладателем таких электронных данных, за исключением оператора и (или) узлов информационной системы, обязанных только обеспечивать соответствие порядка выпуска этих электронных данных и осуществления в их отношении действий по внесению (изменению) записей в такую информационную систему ее правилам». Очевидно, что данная дефиниция соответствует по смысловому наполнению категории «криптовалюта», но в данном случае важно понимать тот факт, что законодатель прямо не относит цифровую валюту к каким-либо объектам гражданских прав. В данном определении фигурирует формулировка «совокупность электронных данных», что может восприниматься как информация, однако информация не является объектом гражданских прав. Важно отметить, что в Проекте ФЗ № 419059-7 предлагалось следующее определение криптовалюты: «Криптовалюта - вид цифрового финансового актива, создаваемый и учитываемый в распределенном реестре цифровых транзакций участниками этого реестра в соответствии с правилами ведения реестра цифровых транзакций». Цифровой финансовый актив в контексте Проекта ФЗ № 419059-7 является имуществом. Таким образом, ни в действующем Федеральном законе «О цифровых финансовых активах», ни в Проекте ФЗ № 419059-7 криптовалюта не отнесена к каким-либо объектам гражданских прав. Следовательно, те меры, которые предусмотрены ГК РФ для охраны (защиты) объектов гражданских прав не могут быть распространены на криптовалюту. «Теоретически» криптовалюта является подвидом токена (платёжный токен), однако в ФЗ «О цифровых финансовых активах» об этом прямо не говорится. К тому же важно отметить, что оборот криптовалюты (если попытаться распространить на криптовалюту нормы о цифровой валюте) затрудняется из-за необходимости использовать исключительно российскую инфраструктуру и легализовать цифровую валюту в соответствии с требованиями российского законодательства. Международные информационные системы (или системы иностранных государств), где происходит обмен криптовалюты анонимизированны, однако российское законодательство требует их полной деанонимизации, что представляется маловероятным. В том числе из-за трансграничного функционирования крипторынков (криптобирж) в теории нельзя говорить об охране (защите) криптовалюты в случае кражи, на неё также не может быть обращено взыскание и т.п.

Судебная практика относительно правовой регламентации криптовалют неоднозначна. Так, в Определении СК по административным делам Верховного Суда РФ от 20 апреля 2018 г. № 78-КГ17-101 изложена следующая позиция: «Процесс выпуска и обращения биткоинов полностью децентрализован и отсутствует возможность его регулирования, в том числе со стороны государства, что противоречит Федеральным законам от 10 июля 2002 года № 86-ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации», от 27 июля 2006 года № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации». Аналогичной позиции придерживаются и иные суды (например, см. Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 26 октября 2020 г. № Ф04-4074/20 по делу № А45-28956/2019), ссылаясь при этом на письмо Центрального Банка Российской Федерации от 27 января 2014 г. «Об использовании при совершении сделок «виртуальных валют», в частности, Биткойн», где содержится указание на недопустимость оборота криптовалют в качестве средств платежа и инвестиций (также указывается, что такие операции являются сомнительными, то есть инициируются для цели отмывания денежных средств, полученных преступным путём). Однако есть и иная судебная практика, например, в Постановлении Девятого арбитражного апелляционного суда от 15 мая 2018 г. № 09АП-16416/18 изложена позиция, в соответствии с которой финансовому управляющему был передан доступ к криптокошельку для цели дальнейшего решения финансовым управляющим вопроса о включении содержимого названного кошелька в конкурсную массу. При этом суд мотивировал свою позицию тем, что ст. 128 ГК РФ носит открытый характер (перечень объектов является открытым) и в силу диспозитивности гражданского права, а также существующих финансово-экономических реалий и развития информационных технологий её толкование может быть существенно расширенно и подведено под конкретную ситуацию. Таким решением был создан прецедент, позволяющий обращать взыскание на криптовалюту как «иное имущество», однако судебная практика всё же нестабильна.

Представляется, что для обеспечения развития экономического оборота и охраны (защиты) прав владельцев криптовалюты, необходимо внести в статью 128 ГК РФ соответствующие изменения, регламентировав правовое положение криптовалют. В настоящий момент среди учёных-юристов можно встретить позицию, согласно которой криптовалюта – результат интеллектуальной деятельности, поскольку она инициируется компьютерной программой, которая охраняется в силу положений ГК РФ. Данная позиция крайне спорна, поскольку программное обеспечение, используемое для «эмиссии», является общедоступным (лицензионные договоры и т.п., которые регламентировали бы оборот криптовалюты в рамках цифровой системы, отсутствуют) и для генерации криптовалюты заинтересованные лица предоставляют собственное аппаратное обеспечение. В самом процессе добычи криптовалюты отсутствует какой-либо творческий вклад, поскольку он полностью автоматизирован (алгоритмизирован). Нельзя говорить и о вещной природе криптовалюты, поскольку она не имеет материального характера. Арбитражным судом г. Москвы рассмотрено дело № А40-164942/19-27-1380, по которому истец требовал перевести на его счёт криптовалюты (ETH, BTC, LTC), удерживаемые ответчиком. Истец требовал применить ст. 1104 ГК РФ (возвращение неосновательного обогащения в натуре), однако суд отказал в данном требовании, указав, что данный спор является спором о наличии цифрового права. С такой позицией суда трудно не согласится. Действительно, что криптовалюта по характеру является имущественным правом, поскольку она закрепляет право и является объектом обязательственных отношений, а не вещных. Таким образом, криптовалюту следует отнести к цифровым правам и распространить на неё нормы, регулирующие цифровые финансовые активы, поскольку это родственные сущности. Справедливым будет и ранее высказанное предложение о дополнении ст. 1 ФЗ «О цифровых финансовых активах», поскольку в правоприменительной деятельности имеются соответствующие запросы, например, в Постановлении Девятого арбитражного апелляционного суда № 09АП-76537/2019 от 04.02.2020 г. по делу № А40-164942/19 (это дело связано с № А40-164942/19-27-1380, поскольку является продолжением судебного разбирательства по обозначенному спору) судом высказано следующее: «Поскольку в настоящее время понятие криптовалюты действующим законодательством не определено, не установлены специальные требования к порядку ее обращения, правовой статус криптовалют не определен, существо отношений связанных с оборотом криптовалют не позволяет применить к криптовалютам по аналогии нормы регулирующие сходные отношения». Такая позиция лишь указывает на необходимость скорейшего урегулирования криптовалют, иначе правоприменительная практика не сможет удовлетворять интересы экономически активных субъектов, что нанесёт ущерб экономике России.

Относительно смарт-контрактов прежде всего интересует вопрос о возможности возникновения имущественного права из обязательства (то есть права требования кредитора), порождаемого контрактом, и в данном случае смарт-контракт считается разновидностью договора. Также интересен вопрос об отнесении смарт-контрактов к результатам интеллектуальной деятельности в качестве компьютерной программы (ст. 1261 ГК РФ), и здесь же ставится вопрос о юридической действительности как договора такой компьютерной программы.

Сразу следует отметить, что правовая регламентация смарт-контракта по большей части отсутствует, однако в п. 1 ст. 160 ГК РФ имеется указание, что письменная форма сделки является соблюдённой при использовании электронных или иных технических средств, если возможно воспроизвести содержание сделки на материальном носителе. В ст. 420 ГК РФ указано: «Договором признается соглашение двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей». Согласно ст. 1261 ГК РФ: «Программой для ЭВМ является представленная в объективной форме совокупность данных и команд, предназначенных для функционирования ЭВМ и других компьютерных устройств в целях получения определенного результата, включая подготовительные материалы, полученные в ходе разработки программы для ЭВМ, и порождаемые ею аудиовизуальные отображения». Представляется, что смарт-контракт действительно является компьютерной программой (то есть может квалифицироваться таким образом), однако его условия могут программироваться сторонами, и они доступны для восприятия в исходном коде лицам, которые не имеют навыков программирования или предварительный проект может быть выведен через терминал. Также сделка может быть воспроизведена на материальном носителе. Таким образом, можно говорить, что смарт-контракт соответствует признакам договора в контексте положений ГК РФ. При определенной программной конструкции смарт-контракта он может быть изменён, что также характерно для «классического» договора. Важно понимать, что смарт-контракт будет исполняться сторонами договора, но не алгоритмом (так будет происходить в большинстве случаев, если мы не говорим о цифровых средах, например, компьютерных играх и т.п.), алгоритм смарт-контракта будет лишь фиксировать исполнение тех или иных действий сторонами договора (например, при помощи специальных идентификационных меток, например, в договоре поставки).

Ранее в Проекте ФЗ № 419059-7 давалось определение смарт-контракта следующим образом: «Смарт-контракт - договор в электронной форме, исполнение прав и обязательств по которому осуществляется путем совершения в автоматическом порядке цифровых транзакций в распределенном реестре цифровых транзакций в строго определенной таким договором последовательности и при наступлении определенных им обстоятельств». Исходя из такого определения, понятно, что имеется привязка функционирования договора к цифровым финансовым активам и его механизм не предполагает участие сторон, т.к. исполнение происходит автоматически. Представляется, что такая формулировка является несостоятельной по ряду причин. Во-первых, не ясна природа такого «договора», поскольку его исполнение происходит без участия сторон. Во-вторых, судя по дефиниции, он носит исключительно обеспечительный характер, т.е. является программным средством реализации того результата, который составляет интерес сторон договора. В-третьих, не очевидна ответственность сторон по договору, поскольку исполняется данный договор, как говорилось ранее, автоматическим способом. Таким образом, дефиниция смарт-контракта, предлагаемая в Проекте ФЗ № 419059-7, иллюстрирует скорее не договор, а именно программу для ЭВМ.

Исходя из сказанного выше можно констатировать, что смарт-контракты непосредственно не регулируются законодательством, поскольку нигде не раскрывается их юридическая сущность, однако гражданское законодательство в силу своей диспозитивности не содержит препятствий для реализации (заключения) смарт-контрактов. «Теоретически» смарт-контракт является компьютерной программой (в контексте положений ст. 1261 ГК РФ), однако он также содержит признаки договора и по форме вообще может соответствовать ему. Здесь же возникают вопросы относительно правовой регламентации смарт-контракта и вытекающей отсюда правовой охраны (защиты). Представляется, что смарт-контракт следует признать равным по юридической силе классическому договору, то есть распространить на него действие ГК РФ. При этом смарт-контракт в силу своей цифровой реализации, безусловно, должен считаться компьютерной программой. Более того, смарт-контракт (технология) может отчуждаться как результат интеллектуальной деятельности по соответствующим договорам, например, лицензионному, но последствия отчуждения не должны сказываться непосредственно на сторонах уже заключённого смарт-контракта. Таким образом, отвечая на вопрос о месте смарт-контракта в системе объектов гражданских прав следует сказать, что смарт-контракт – это охраняемый результат интеллектуальной деятельности (программа для ЭВМ), по своей правовой природе (при закреплении сторонами соглашения в смарт-контракте) являющийся договором (поскольку соответствует требованиям, предъявляемым к форме договора и форме сделки) и влекущий распространение на него в полном объёме норм ГК РФ. При этом необходимо отметить, что к смарт-контрактам могут применяться нормы о недействительных сделках, если контрагентом введены условия, ухудшающие положение другой стороны. Представляется, что вводить какие-то глобальные дополнения в ГК РФ не нужно, поскольку законодателем созданы условия для закрепления воли сторон в рамках смарт-контракта, однако для стабилизации правоприменительной практики имеет смысл обозначить смарт-контракт в ст. 434 ГК РФ (и аналогичных статьях о форме сделки). Так, п. 2 названной статьи может выглядеть следующим образом: «2. Договор в письменной форме может быть заключен путем составления одного документа (в том числе электронного, смарт-контракта), подписанного сторонами, или обмена письмами, телеграммами, электронными документами либо иными данными в соответствии с правилами абзаца второго пункта 1 статьи 160 настоящего Кодекса.». Также можно ввести дефиницию смарт-контракта, например, дополнить ГК РФ статьей 420.1 такого содержания:

«1. Смарт-контрактом признается соглашение двух или нескольких лиц, заключенное в форме программы для ЭВМ, об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей.

2. Смарт-контракт считается соответствующим форме, указанной в пункте 1 настоящей статьи, в случае, если программа для ЭВМ является событийно ориентированной, функционирующей на основе децентрализованного реестра (блокчейна) или функционирующей на основе базы данных (реляционной базы данных), способной обеспечить хранение и исполнение записей реестра или базы данных (передачу активов).».

Рассмотрев правовую регламентацию и охрану (защиту) таких цифровых активов как виртуальные токены, криптовалюты, смарт-контракты можно сделать вывод, что часть из них регламентирована действующим законодательством и, следовательно, охраноспособна (защищаема). Токены регламентируются ФЗ «О краудфандинге» и ФЗ «О цифровых финансовых активах» и входят в систему объектов гражданских прав в качестве цифровых прав (имущественного права). Криптовалюты не регламентируются законодательством и не входят в систему объектов гражданских прав. Предлагается распространить на криптовалюты нормы, регулирующие виртуальные токены и тем самым ввести их в систему объектов гражданских прав в качестве цифровых прав (имущественных прав). Смарт-контракты не приобрели самостоятельную правовую регламентацию, однако на них можно распространить нормы гражданского законодательства в части, регулирующей права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, а также сделки и обязательства. При этом в системе объектов гражданских прав смарт-контракты следует обозначить как интеллектуальную собственность. Представляется, что охрана (защита) смарт-контрактов может быть обеспечена (реализована) действующим гражданским законодательством.

§ 3.2. Правовое регулирование и правовая охрана (защита) больших данных

При правовой регламентации и охране (защите) больших данных актуальным является высказывание А.Ю. Романовой: «Перед законодателем стоит сложная задача по установлению верного баланса между защитой конституционного права на неприкосновенность частной жизни и эффективным развитием экономики государства, современным двигателем которой повсеместно признается развитие информационных технологий».

В настоящий момент гражданским законодательством вопрос о правовой регламентации больших данных абсолютно не решён. В России действуют два закона, которые направлены на регламентацию персональных данных: Федеральный закон от 27.07.2006 № 152-ФЗ «О персональных данных» (далее – ФЗ «О персональных данных») и Федеральный закон от 27.07.2006 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (далее – ФЗ «Об информации»). Названные федеральные законы также не регламентируют большие данные, но их распространение на большие данные возможно лишь в случае, когда эти данные позволяют идентифицировать конкретное лицо.

Очевидно, что на большие данные ФЗ «О персональных данных» в действующей редакции в полной степени распространять нельзя. Это вызвано тем, что большие данные в их изначальной интерпретации не направлены на идентификацию пользователя, и к тому же пользователь специально не выражает согласие на использование его данных. Однако следует отметить, что анализ больших данных открывает перед их операторами (сборщиками) возможности скрытого психологического воздействия на человека (например, для продажи товара), а также не исключает возможности идентификации отдельного человека. Как уже говорилось ранее, в настоящий момент большие данные можно назвать своеобразным «цифровым золотом», поскольку они служат основой для машинного обучения и глубоко обучения и представляют интерес для маркетологов, которые могут использовать их для реализации товаров потребителям. Таким образом, большие данные приобрели коммерческую ценность, и в этом контексте встаёт вопрос об определении их места в системе объектов гражданских прав.

Большие данные являются ничем иным как информацией. Ранее в ГК РФ информация была самостоятельным объектом гражданских прав и регламентировалась следующим образом: «Информация составляет служебную или коммерческую тайну в случае, когда информация имеет действительную или потенциальную коммерческую ценность в силу неизвестности ее третьим лицам, к ней нет свободного доступа на законном основании и обладатель информации принимает меры к охране ее конфиденциальности». В настоящий момент в ГК РФ имеется такой результат интеллектуальной деятельности как секрет производства (ноу-хау), под которым понимаются: «Сведения любого характера (производственные, технические, экономические, организационные и другие) о результатах интеллектуальной деятельности в научно-технической сфере и о способах осуществления профессиональной деятельности, имеющие действительную или потенциальную коммерческую ценность вследствие неизвестности их третьим лицам, если к таким сведениям у третьих лиц нет свободного доступа на законном основании и обладатель таких сведений принимает разумные меры для соблюдения их конфиденциальности, в том числе путем введения режима коммерческой тайны». Также определение информации имеется в ФЗ «Об информации» и выглядит следующим образом: «Информация - сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления». Представляется, что дефиниции, представленные в ГК РФ ранее и в настоящий момент, не могут быть распространены на большие данные. Это связано с тем, что изначально большие данные носят обезличенный характер и доступ к ним имеется у всех. В частности, положения о ноу-хау могут быть применены лишь к сведениям, которые были получены на основе анализа уже собранных больших данных. Информация в контексте ФЗ «Об информации» несмотря на широкий характер дефиниции соотносится с природой больших данных. Однако актуальным все же остается вопрос о правовой регламентации больших данных в системе объектов гражданских прав. И прежде следует отметить, что необходимо также законодательно урегулировать вопрос о запрете использования больших данных для идентификации отдельной личности. Следует предусмотреть ограничения для создателей рекламы, чтобы у них отсутствовали возможности программирования личности, а пользователю сети Интернет не мешала навязчивая реклама. Использование больших данных должно быть направлено на улучшение функциональности приложений или сайтов, а не на дискриминацию или идентификацию человека. Законодателю имеет смысл задуматься о введении норм, которые предусматривали бы возможность пользователя требовать у операторов сведения об обработке его данных, а также обязанность операторов доводить сведения об обработке данных в доступной форме (например, с использованием картинок, схем), а также информировать об утечке данных. Необходимо также обеспечить право на забвение, возможно, что в этих целях надо будет создать специализированный орган по контролю за обработкой больших данных. Все эти предложения не требуют введения отдельного нормативного правового акта, поскольку ими можно дополнить действующие ФЗ «О персональных данных» и ФЗ «Об информации».

Представляется, что большие данные не вписываются в перечень объектов гражданского права, обозначенных в ст. 128 ГК РФ. Так, большие данные не являются ноу-хау, поскольку их сбор не носит творческого характера и формально большие данные доступны всем пользователям сети Интернет без исключения. Очевидно, что большие данные не являются вещью и имущественным правом. Большие данные могут быть отнесены к базе данных, но в тот самый момент, когда их можно будет считать базой данных, они уже будут определённым образом структурированы (систематизированы). Отнесение больших данных к базе данных представляется наиболее адекватной мерой по правовой регламентации, поскольку именно в таком виде они могут представлять коммерческую ценность и участвовать в экономическом обороте. Информация в контексте ФЗ «Об информации» сама по себе не представляет коммерческой ценности, поскольку может быть разрозненной и не соответствовать чьим-либо экономическим интересам.

Исходя из сказанного выше, можно констатировать, что на данный момент большие данные прямо не регламентируются законодательством и не входят в систему объектов гражданских прав, однако большие данные теоретически могут быть отнесены к категории «база данных» именно в тот момент, когда разрозненный массив информации начинает определенным образом структурироваться для дальнейшей обработки (анализа). Именно в таком «структурированном» виде они и представляют ценный актив, который может быть реализован. Имеет смысл обозначить большие данные в рамках ГК РФ, например, абз. 2 п. 2 ст. 1260 ГК РФ можно представить следующим образом: «Базой данных является представленная в объективной форме совокупность самостоятельных материалов (статей, расчетов, нормативных актов, судебных решений, результатов обработки больших данных и иных подобных материалов), систематизированных таким образом, чтобы эти материалы могли быть найдены и обработаны с помощью электронной вычислительной машины (ЭВМ).». Или дополнить названный пункт новым абз. 3 следующего содержания: «Базой больших данных является представленная в объективной форме совокупность результатов обработки больших данных (неструктурированной информации, которая не может быть адекватно воспринята и проанализирована в силу огромных объёмов и многообразия, собранной из сети Интернет и иных источников), систематизированных таким образом, чтобы эти данные могли быть найдены и обработаны с помощью электронной вычислительной машины (ЭВМ).». При этом регулирование оборота таких «больших баз данных» должно осуществляться с учётом ранее обозначенных этических рекомендаций.

3.3. Правовое регулирование и правовая охрана (защита) доменных имен

В Российской науке и практике сложились неоднозначные подходы к доменным именам. Ряд авторов считают необходимым относить их к имущественным правам, другие к интеллектуальной собственности. В судебной практике также нет чётких подходов к этому вопросу.

В ФЗ «Об информации» дана дефиниция доменного имени следующим образом: «Доменное имя - обозначение символами, предназначенное для адресации сайтов в сети «Интернет» в целях обеспечения доступа к информации, размещенной в сети «Интернет». Представленная законодателем дефиниция очевидно отражает техническую функцию домена, то есть адресацию, однако ничего не говорит об идентификации. В силу положений части 4 ГК РФ товарный знак является средством индивидуализации (обозначением) товаров юридических лиц или ИП. Согласно ст. 1484 ГК РФ лицо, обладающее правом на товарный знак, вправе размещать его в доменном имени. Таким образом, на данный момент на законодательном уровне доменное имя является лишь средством адресации, а правообладатель товарного знака вправе указывать его в доменном имени. Однако фактически сложилась ситуация, когда доменное имя стало выполнять функцию товарного знака (идентификационную) в сети Интернет. Также кажется несправедливым, что законодатель предусматривает исключительное право на указание товарного знака в доменном имени только для юридических лиц или ИП, хотя пользователями доменных имён могут быть и физические лица. Следовательно, складывается ситуация, когда неправомерное использование товарного знака в доменном имени может быть защищено (то есть законом предусмотрена охрана), а неправомерное использование доменного имени схожего до степени смешения с другим доменным именем (особенно, когда правообладателем доменного имени является физическое лицо) – нет. Такое положение дел требует особой правовой регламентации доменных имён, и указанном контексте имеет смысл рассмотреть соответствующую судебную практику.

Несмотря на то, что проблема правовой регламентации доменных имён не решается законодателем уже много лет, аналогичная ситуация сложилась и с судебной практикой. Так, ещё в 2001 г. вынесено Постановление Президиума ВАС РФ от 16 января 2001 г. № 1192/00, где указано: «Доменные имена фактически трансформировались в средство, выполняющее функцию товарного знака, который дает возможность отличать соответственно товары и услуги одних юридических или физических лиц от однородных товаров и услуг других юридических или физических лиц. Кроме того, доменные имена, содержащие товарные знаки или торговые наименования, имеют коммерческую стоимость». В данном деле «Истман Кодак Компани» (далее – Истец) обращается к Грундулу А.В. (далее – Ответчик) с иском о запрете использования в доменном имени товарного знака «Kodak», принадлежащего Истцу. В названном Постановлении Президиума ВАС РФ отмечается важная особенность коммерческой деятельности Истца и Ответчика: они реализуют однородную продукцию и имеют одинаковые рынки сбыта. В результате рассмотрения дела суд отменил ранее вынесенные решения, отказывающие в удовлетворении требований Истца, и направил дело на новое рассмотрение. Представляется, что такая позиция суда является верной, поскольку действия Ответчика являются недобросовестными, так как он специально использовал товарный знак Истца в доменном имени для цели введения потребителей в заблуждение. Также представленная позиция суда по аналогии соотносится и с действующим законодательством. Так, ст. 1483 ГК РФ запрещает регистрацию товарных знаков тождественных (то есть сходным до степени смешения) другим товарным знакам. Также интерес представляет Постановление Президиума ВАС РФ от 18 мая 2011 г. № 18012/10. В данном деле «G.H. Mumm & Cie» (далее - Истец) обращается к Юсупову Ш.Д. (далее – Ответчик) с иском о запрете использовать в доменном имени товарный знак «MUMM», принадлежащей Истцу. Названный товарный знак (международный товарный знак) зарегистрирован в 1986 г. Истец производит французские вина, шампанское и т.п. Важно отметить, что Ответчик не занимается коммерческой деятельностью, и на сайте «mumm.ru» не размещается какая-либо реклама. Истец мотивировал свои требования тем, что Ответчик намеренно препятствует возможности осуществления регистрации Истцом доменного имени, соответствующего названному товарному знаку. Суд согласился с позицией Истца и мотивировал своё решение, указав, что действия Ответчика являются актом недобросовестной конкуренции и препятствуют законным интересам Истца. Представляется, что обозначенная позиция суда является неверной, поскольку Ответчик не занимается коммерческой деятельностью и на сайте размещалась информация, которая не соотносилась каким-либо образом с деятельностью Истца, следовательно, Ответчик не мог вводить потребителей продукции компании «G.H. Mumm & Cie» в заблуждение.

Наиболее общая позиция по данным категориям дел сформулирована в Постановлении СИП от 6 апреля 2017 г. по делу № А41-29186/2016. В данном деле «Whirpool Holding B.V.» (далее – Истец) обращается к ИП Босых Александру Владимировичу (далее – Ответчик) с иском о запрете использования товарного знака (международного товарного знака) «RIHO» в доменном имени, принадлежащему Ответчику. Судом поддержаны требования Истца с указанием на то, что Ответчик, занимаясь предпринимательской деятельностью, реализует такую же продукцию, как Истец, чем вводит потребителей в заблуждение. В целом данная позиция кажется верной, однако суд формулирует следующее: «Действия администратора по регистрации на свое имя спорного доменного имени сами по себе создают угрозу нарушения исключительного права компании на товарный знак, поскольку обладание правами администратора доменного имени влечет за собой право ответчика использовать доменное имя для адресации в сети Интернет к информации о любых товарах и услугах, в том числе, однородным товарам и услугам, для индивидуализации которых зарегистрирован товарный знак истца, а также товарам и услугам иных производителей, нежели правообладатель товарного знака, и одновременно влечет невозможность регистрации тождественного доменного имени на имя правообладателя товарного знака». Представляется, что такая формулировка может оказать (и уже оказывает) негативное влияние на гражданский оборот. Во-первых, не учитывается, что зарегистрировать доменное имя может физическое лицо, которое не намерено осуществлять предпринимательскую деятельность, но, по логике суда, такая регистрация уже создаёт угрозы для правообладателя товарного знака. Во-вторых, представленная формулировка не пытается разграничить сферы деятельности спорящих сторон (коммерческая деятельность или некоммерческая, реализуются аналогичные товары или разные и т.п.). Таким образом, создаётся монополия правообладателей товарных знаков на доменное имя, что ставит под угрозу интересы ряда добросовестных пользователей доменных имён.

Исходя из сказанного выше, очевидно, что на данный момент отсутствует правовая регламентация доменных имён в системе объектов гражданских прав, следовательно, невозможна и их правовая охрана (защита).

Наиболее благоприятные условия для правовой охраны (защиты) данного актива возможны, когда лицо, зарегистрировавшее домен, является также правообладателем аналогичного с доменом товарного знака. Здесь очевидно, что в случае, если доменное имя иного лица (например, могут одновременно существовать домены верхнего уровня «romaska.com» и «romaska.net) нарушает исключительное право на товарный знак, то для защиты интересов правообладателя товарного знака (и доменного имени) можно использовать ст. 1483 и 1484 ГК РФ. Однако, законодателем абсолютно не учитываются интересы иных пользователей доменных имён (в частности, физических лиц).

Ввиду отсутствия адекватного правового регулирования доменных имён, можно предложить считать их объектами sui generis, поскольку имеется множество сходств с другими правовыми конструкциями. Так, доменное имя соотносится с результатом интеллектуальной деятельности, поскольку само обозначение может носить творческий (уникальный) характер. Также доменное имя соотносится с нематериальным благом – именем, поскольку домен может указывать на принадлежность к тому или иному лицу. В силу специфики их функционирования не целесообразно закреплять за ними правовой режим имущества, имущественного права или интеллектуальной собственности. Можно дополнить ст. 128 ГК РФ соответствующим новым объектом – доменным именем. При этом законодателю необходимо ввести в ГК РФ легальное определение доменного имени, придав ему следующий вид: «Доменное имя – обозначение символами, предназначенное для адресации сайтов в сети «Интернет» в целях обеспечения доступа к информации, размещенной в сети «Интернет», а также для идентификации физических и (или) юридических лиц, а также товаров, работ, услуг». Рекомендуется предусмотреть в законодательстве режим правовой охраны, аналогичный с режимом предоставляемым товарным знакам. В частности, при разрешении сопоров с доменными именами суды должны учитывать дату регистрации спорного доменного имени, характер деятельности сторон и наличие притязаний на аналогичные рынки сбыта в случае коммерческой деятельности. Если спорное доменное имя будет нарушать право на торговый знак (другое доменное имя) и (или) вводить потенциальных потребителей в заблуждение, то необходимо осуществлять блокировку ресурса, расположенного по адресу спорного доменного имени, которая в дальнейшем может быть снята.

3.4. Правовое регулирование и правовая охрана (защита) виртуального имущества

В настоящий момент в России отсутствует детальная правовая регламентация на уровне законодательства виртуального имущества, а также отсутствуют способы правовой охраны (защиты) такого имущества.

С конца прошлого столетия всё большую популярность, в том числе и в России, набирают компьютерные игры. В ряде из них игроки могут за реальные деньги приобрести определенные игровые объекты (или игровое имущество). Например, в компьютерной игре «War Thunder», принадлежащей компании «Gaijin Entertainment» (далее – «Gaijin») (ранее компания была расположена в России, однако в настоящий момент «Gaijin Distribution Kft.» расположена в Венгрии, а «Gaijin Network Ltd» на Кипре) можно приобрести за Российские рубли виртуальные танки, самолёты, корабли. Если обратиться к условиям использования и лицензионному соглашению с конечным пользователем (EULA) «Gaijin», то становится очевидно, что игровое имущество является частью игры и на него распространяется лицензионное соглашение, то есть такое «игровое имущество» не является вещью в контексте положений ГК РФ. Аналогичные условия отражаются в лицензионных соглашениях других компаний. Таким образом, можно констатировать, что фактически (такое возможно лишь благодаря тому, что соответствующие организации определили правовой режим) игровое имущество в системе объектов гражданских прав является результатом интеллектуальной деятельности и может участвовать в гражданском обороте благодаря заключению лицензионных соглашений.

Аналогичная ситуация сложилась и с аккаунтами в социальных сетях и компьютерных играх, например, правилами компании «Gaijin» установлено, что пользователь не имеет права собственности и каких-либо имущественных прав на аккаунт, правила пользования «ВКонтакте» также не предоставляют пользователю права собственности или имущественных прав на страничку в социальной сети (аккаунт) и (или) иные виртуальные предметы социальной сети (например, «Голоса»), а все отношения с пользователем регулируются лицензионным соглашением.

Анализ ряда лицензионных соглашений позволяет говорить, что условия, сформулированные в них в отношении пользователей, в некоторой степени являются явно дискриминационными, то есть лицензиар имеет прав больше, чем лицензиат. Это прежде всего проявляется в том, что лицензиар вправе приостановить предоставление пользователю соответствующего сервиса (например, компьютерной игры) без объяснения причин и выплаты компенсации. Общеизвестно, что некоторые «особо увлечённые» пользователи вкладывают в виртуальное имущество достаточно большие деньги, и лишение таких пользователей компенсации обычно существенно ущемляет их интересы. Такое положение дел представляется недопустимым в условиях правового государства. Здесь же следует отметить, что практика распространения на отношения между лицензиаром и лицензиатом Закона РФ от 7 февраля 1992 г. № 2300-I «О защите прав потребителей» (далее – Закон «О защите прав потребителей») не является устоявшейся (по общему правилу не распространяется).

Представляется, что виртуальное имущество, как и в практике зарубежных стран, действительно можно регламентировать как результат интеллектуальной деятельности, а также охранять (защищать) на основе лицензионных соглашений, но при том условии, что до пользователя доведены существенные условия использования виртуального имущества, чего в отечественных реалиях часто не происходит (правообладатель соответствующей платформы выводит на страничке сайта элемент веб-интерфейса «check box», где пользователь ставит галочку о том, что он ознакомился со всеми условиями использования продукта, однако на практике этого «ознакомления» не происходит).

Целесообразность регулирования виртуального имущества как результата интеллектуальной деятельности можно мотивировать тем, что виртуальное имущество не соответствует признакам иных объектов, закреплённых в ст. 128 ГК РФ. Так, виртуальное имущество не может считаться вещью, поскольку не имеет материальной формы. Имущественные права (в данном контексте не говорится об исключительном праве как имущественном) возникают из обязательственных, корпоративных и т.п. правоотношений. По очевидным причинам нельзя относить виртуальное имущество и к нематериальным благам.

Но насколько справедливо допускать такую «правовую монополию» (создавая ряд возможностей для злоупотребления правом) IT-компаний в отношении пользователей их сервисов? Не является ли в таком случае пользователь продукта (компьютерной игры, аккаунта в социальной сети) потребителем? Перед ответом на эти вопросы следует рассмотреть судебную практику. Интерес представляет Апелляционное определение Ленинского районного суда г. Кемерово от 26 апреля 2013 г. по делу № 11-59/2013. В данном деле Мацуков Д.П. (далее – Истец) обращается с иском о защите прав потребителей к ООО «Мэйл.Ру Геймз» (далее – Ответчик). Истец купил предмет в компьютерной игре, но Ответчик заблокировал его аккаунт из-за чего Истец не смог воспользоваться приобретенным предметом. Истец просил взыскать с Ответчика соответствующее возмещение. Суд квалифицировал лицензионный договор между Истцом и Ответчиком как смешанный, а именно содержащий элементы договора возмездного оказания услуг. Суд установил, что Ответчиком допущены нарушения п. 2 ст. 782 ГК РФ. Суд удовлетворил требования истца в полном объёме, применил к сложившимся отношениям Закон «О защите прав потребителей», взыскал с ответчика штраф. Представленная позиция суда кажется верной. Действительно, лицензионный договор в данном случае может быть квалифицирован как смешанный договор, поскольку пользователь в то же время выступает потребителем игрового процесса (получает для себя полезный эффект или результат). Но имеется и иная судебная практика.

Представляется, что для действительной защиты интересов слабой стороны ответы на поставленные ранее вопросы должны быть следующими. Создание «правовой монополии» для IT-компаний является несправедливостью, и такое положение значительно ущемляет интересы пользователей. Пользователь скорее является потребителем, поскольку извлекает из соответствующего виртуального имущества полезный для себя эффект (например, получает больше удовольствия от игрового процесса с соответствующим игровым имуществом).

Вероятно, что для защиты интересов «слабой стороны», то есть пользователя, следует определить место виртуальных объектов (игровые объекты и иные подобные объекты) в системе объектов гражданских прав и отнести их к имущественным правам. А суд в каждом конкретном деле должен квалифицировать лицензионный договор с пользователем как смешанный, то есть соглашение с элементами договора возмездного оказания услуг.

Аккаунт в социальной сети можно регламентировать как результат интеллектуальной деятельности и охранять (защищать) на основании лицензионного соглашения, и нет необходимости в признании аккаунта собственностью лица, его создавшего (как это сделано, например, в США), поскольку это будет существенно нарушать права лицензиара. Однако в данном случае также следует предусмотреть механизм, в соответствии с которым лицензионное соглашение пользователя, в случае его смерти, может распространяться на родственников, если аккаунт умершего представляет для них значимость. При этом, когда аккаунт взламывается или происходит кража виртуального имущества, то на эти отношения может распространяться действующее Российское законодательство (например, декларативная статья 23 Конституции РФ, если происходит взлом аккаунта в социальной сети и злоумышленник получает доступ к личной переписке и нормы тех актов, которые призваны её обеспечить).

В конкретной ситуации суд также должен иметь возможность признать аккаунт пользователя имущественным правом, если он имеет действительную коммерческую значимость и может быть определена его стоимость. В таком случае лицензионный договор также следует квалифицировать как смешанный.

Представляется, что названные выше предложения позволят стабилизировать гражданский оборот и защитить интересы «слабой» стороны лицензионного соглашения. Имеет смысл дополнить ст. 128 ГК РФ, а именно перечисление объектов, относимых к имущественным правам, виртуальными объектами.

§ 3.5. Правовое регулирование и правовая охрана (защита) объектов, имитированных при помощи компьютерных алгоритмов

Как было описано ранее, алгоритмам ИИ необходимы большие объемы данных, это могут быть фотографии, картины, базы данных и т.п., эти данные определенным образом обрабатываются и получается конечный результат, например, музыка. В данном случае мы сталкивается с нюансом, который заключается в том, что лицо, написавшее программу ИИ, не является автором созданного ИИ объекта, поскольку он был получен «случайно», так как нельзя предсказать объект, который будет создан алгоритмом ИИ. Следовательно, и тот объект, что создан ИИ, объектом гражданских прав не является.

В силу положений ст. 1257, 1259 и 1261 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ), алгоритм ИИ охраняется как программа для ЭВМ (литературное произведение). Однако то же самое, в контексте ГК РФ, нельзя однозначно сказать об объекте, созданном ИИ.

В п. 1 ст. 1228 ГК РФ содержаться следующие положения: «Автором результата интеллектуальной деятельности признается гражданин, творческим трудом которого создан такой результат». Далее указано, что «Не признаются авторами результата интеллектуальной деятельности граждане, не внесшие личного творческого вклада в создание такого результата». ГК РФ не дает дефиниции творческий результат (или творческий вклад), однако под ним обычно понимается «что-то новое, хотя бы оно и базировалось на известном». Разумеется, что объект, созданный ИИ, является новым и уж тем более базируется на известном, но вот труд лица, написавшего алгоритм ИИ, был направлен именно на алгоритм, но не на результат его работы. Получается, что ИИ в данном случае выступает посредником и непонятно может ли полученный объект охраняться нормами ГК РФ. Под вопросом стоит и то, каким образом стоит защищать данный объект, как самостоятельный или как производный (т.к. конечный объект создается на основе обработки входных данных, которые являются самостоятельными результатами интеллектуальной деятельности).

Судебная практика солидарна с позицией, что охраняем только творческий результат. В п. 80 Постановления Пленума ВС РФ от 23 апреля 2019 г. № 10 «О применении части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – Постановление Пленума № 10) сказано: «Судам при разрешении вопроса об отнесении конкретного результата интеллектуальной деятельности к объектам авторского права следует учитывать, что по смыслу статей 1228, 1257 и 1259 ГК РФ в их взаимосвязи таковым является только тот результат, который создан творческим трудом». Далее указывается: «Творческий характер создания произведения не зависит от того, создано произведение автором собственноручно или с использованием технических средств. Вместе с тем результаты, созданные с помощью технических средств в отсутствие творческого характера деятельности человека (например, фото- и видеосъемка работающей в автоматическом режиме камерой видеонаблюдения, применяемой для фиксации административных правонарушений), объектами авторского права не являются». Пленум обходит стороной объекты, созданные ИИ, поэтому вопрос по-прежнему остается открытым.

Рассматривая изложенные в Постановлении Пленума № 10 позиции, непременно вспоминаются положения ст. 1261 ГК РФ, где понятие программы для ЭВМ включает не только совокупность данных и команд, но и порождаемые аудиовизуальные отображения. То есть программа для ЭВМ толкуется расширительно. Однако такие положения ст. 1261 вступают в коллизию с положениями ст. 1228 и 1257, когда речь идет об алгоритмах ИИ. В «классических» случаях какие-либо противоречия отсутствуют, поскольку автор желает достичь определенного результата (что соответствует требованиям ст. 1261 ГК РФ), например, он пишет программу, которая будет обрабатывать музыку путем смещения определенным образом звуковых дорожек и т.п. Как было сказано ранее, предсказать объект, порождаемый алгоритмом ИИ, не представляется возможным, поскольку программа работает с большим объемом данных, к которым практически нельзя применить методы классического статистического анализа. Поэтому мы можем лишь заключить, что объект, созданный ИИ, не охраняется в силу положений части 4 ГК РФ. Безусловно, важно учитывать, что в российском законодательстве действует презумпция авторства, поэтому доказать, что лицо, которое считается автором, создало охраняемый объект при помощи ИИ, будет весьма затруднительного в рамках судебного процесса.

Примечательно, что некоторые базы данных (далее – БД) создаются алгоритмическим способом, такую БД могут составлять определенным образом обработанные алгоритмом ИИ литературные тексты, изображения и т.д., например, в проекте «ImageNet» изображения структурируются определенным образом при помощи сети WordNet. Следует отметить, что БД охраняются как самостоятельные объекты. Возникновение исключительных прав изготовителя БД может произойти двумя способами. Первый состоит в том, что лицо создало БД своим творческим трудом. Второй состоит в том, что создатель БД произвел существенные финансовые, материальные и т.п. затраты для создания БД.

Исходя из вышесказанного, мы можем подтвердить, что первый вариант возникновения исключительных прав на БД, созданную ИИ, невозможен, потому что отсутствует лицо, которое своим творческим трудом создало такую БД. Второй вариант, нашедший отражение в ст. 1334 ГК РФ представляется более подходящим для правовой охраны БД, созданной ИИ. Однако здесь необходимо доказать существенность затрат и факт нарушения исключительных прав, а с этим в российской судебной практике возникают большие сложности. Здесь следует рассмотреть довольно известное дело № А40-18827/17-110-180. Сторонами выступают ООО «В КОНТАКТЕ» (далее – Истец) и ООО «ДАБЛ» (далее – Ответчик). Решением Арбитражного суда г. Москвы от 22.03.2021 в удовлетворении иска отказано. Суть дела состоит в том, что Истец считает действия Ответчика нарушением его исключительных прав на БД пользователей Социальной сети «ВКонтакте», поскольку, по мнению Истца, Ответчик извлекает, а далее использует материалы из БД. Ответчик свои действия по обработке данных для цели разработки (и поддержания) программного обеспечения по оценке кредитоспособности потенциальных заемщиков не отрицает, а ссылается на то, что исключительных прав на БД у Истца нет, поскольку вся информация в БД заносится пользователями Социальной сети и обрабатывается алгоритмическим путем. Суд признал исключительные права на БД, поскольку не была опровергнута презумпция существенности затрат. Однако Ответчик настаивал на том, что его программное обеспечение является аналогом поисковых систем и осуществляет лишь обычную индексацию БД, не «подрывая» инвестиции истца в обеспечение функционирования БД. Суд с доводами ответчика согласился. Примечательно, что суд в данном случае проигнорировал особую сферу деятельности Ответчика – сбор данных для оценки кредитоспособности, что противоречит п. 3 ст. 1335.1 ГК РФ. При этом очевидно, что нормальное использование БД Истца – это взаимодействие между пользователями для цели общения, нахождения друзей и т.п., а не предоставление своих персональных данных для оценки кредитоспособности. К тому же в случае, если пользователи Социальной сети узнают, что их данные обрабатываются для оценки кредитоспособности, они покинут ее, в результате чего будет нанесен ущерб законным интересам Истца и будут «подорваны» его инвестиции в БД. Таким образом, судом был создан негативный «прецедент», когда нетворческую БД, размещенную в сети «Интернет», можно обрабатывать даже в противоречии с целями ее нормального использования и при наличии исключительных прав на нее. Важно отметить, что рассматриваемое решение было отменено Постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда № 09АП-31545/2021-ГК от 08.07.2021. Суд посчитал, что права Истца были нарушены. Несмотря на отмену решения, в правовом поле сохраняется неопределенность в части охраны «нетворческих баз данных», поскольку процесс по данному делу не останавливается, будут следующие судебные заседания и непонятно, какая же практика в итоге будет выработана судами. Ясно, что авторы алгоритмов ИИ, создающих БД, находятся в уязвимом положении и не факт, что они смогут доказать существенные материальные затраты, например, на закупку и содержание аппаратного обеспечения, поскольку в соответствии с Законом Мура вычислительные мощности ЭВМ удваиваются каждые 24 месяца, а, следовательно, дешевеет и аппаратное обеспечение.

Рассмотрев российское нормативное регулирование в области охраны результатов интеллектуальной деятельности, а также судебную практику, можно сказать, что на данный момент отсутствует надлежащая правовая регламентация и охрана (защита) объектов, созданных ИИ. При этом, такие объекты как картины, фотографии, музыка, литературные тексты не охраняемы нормами в принципе (но можно использовать презумпцию авторства), а БД, созданные при помощи ИИ могут охраняться нормами смежного права, но необходимо доказать существенные материальные затраты и факт нарушения исключительного права на базу данных.

Представляется целесообразным определить место таких объектов в системе объектов гражданских прав и отнести их к результатам интеллектуальной деятельности. А автором определить лицо, написавшее алгоритм ИИ.

§ 3.6. Правовое регулирование и правовая охрана (защита) объектов интеллектуального права в цифровой среде

На объекты интеллектуального права в цифровой среде распространяются нормы части 4 ГК РФ. На первый взгляд, данные цифровые активы имеют место в системе объектов гражданских прав в качестве результатов интеллектуальной деятельности, однако и здесь возникают нюансы.

Результаты интеллектуальной деятельности, которые размещены в облачных хранилищах не меняют своей правовой природы, они меняют лишь свою форму. Здесь же важно отметить, что с лицами, которые пользуются облачными хранилищами заключается лицензионный договор, а поскольку в облаке может быть размещен единственный (уникальный) экземпляр результата интеллектуальной деятельности, то у его автора возникает право требования доступа к данному объекту.

Что касается NFT, то по своей природе они близки к utility tokens (полезным токенам), поэтому распространить на них нормы ФЗ «О цифровых финансовых активах» представляется затруднительным. Вероятно, данный вид цифровых активов следует относить к имущественным правам, поскольку у обладателя NFT имеется право требования доступа к объекту (результату интеллектуальной деятельности), прикреплённому к нему. Это право требования может быть обращено непосредственно к владельцу соответствующей цифровой платформы. Следует внести дополнения в ст. 128 ГК РФ в части перечисления объектов, относящихся к имущественным правам, добавив туда NFT, а далее в ГК РФ дать дефиницию NFT, которая могла бы выглядеть следующим образом: «NFT – невзаимозаменяемый (уникальный) токен, функционирующий на основе блокчейна».

Что касается правовой охраны (защиты) объектов интеллектуального права в цифровой среде, то закрепленных в 4 части ГК РФ мер недостаточно, поэтому в целях того, чтобы авторы могли защитить свои активы необходимо предусмотреть возможность блокировки сайта-нарушителя также, как это реализуется в США и предусмотреть систему штрафов и других ограничений для нарушителей авторского права. Эти меры потребуют внесения в ГК РФ соответствующих поправок.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Данное исследование проведено для цели выявлении места цифровых активов в системе объектов гражданских прав Российской Федерации и посвящено проблемам правового регулирования и правовой охраны (защиты) цифровых активов. Подводя итог, можно указать следующее:

1. Цифровые активы – это совокупность идеальных (нематериальных) благ, принадлежащих субъекту гражданского права, находящихся в цифровой (виртуальной) среде, способ и форма существования, которых обеспечены при помощи компьютерных технологий.

В данной работе выделены следующие виды цифровых активов:

1.1. Объекты, которые функционируют на основе блокчейна, к ним можно отнести: виртуальные токены, криптовалюты, смарт-контракты.

1.2. Большие данные.

1.3. Доменные имена.

1.4. Имущество, находящееся в социальных сетях и компьютерных играх (виртуальное имущество).

1.5. Объекты, имитированные при помощи компьютерных алгоритмов.

1.6. Объекты интеллектуального права в цифровой среде.

Все названные цифровые активы имеют коммерческую ценность, а потому нуждаются в правовой регламентации и охране (защите).

Систему объектов гражданских прав образуют объекты, обозначенные в статье 128 ГК РФ. Концептуальное наполнение термина «цифровой актив» уже, чем наполнение термина «объекты гражданских прав». Следовательно, цифровые активы займут место в системе объектов гражданских прав (как самостоятельный вид) либо войдут в виды.

2. Характеризуя названные в работе цифровые активы, можно дать следующие определения:

2.1. Блокчейн – это децентрализованный распределённый реестр данных о совершенных операциях, представляющий собой цепочку блоков (транзакций), связанных между собой и защищённых при помощи криптографических средств. Объекты, как правило, функционирующие на основе блокчейна:

2.1.1. Виртуальные токены – цифровая запись в реестре, где отражаются обязательственные правоотношения между сторонами.

2.1.2. Криптовалюты – цифровые денежные единицы.

2.1.3. Смарт-контракты – компьютерные программы, которые автоматически исполняются при выполнении сторонами заранее определённых условий.

2.2. Большие данные – это база данных (структурированная информация) или неструктурированная информация, которая путём детального анализа обрабатываются (и структурируются в огромные базы данных в случае с неструктурированной информацией).

2.3. Доменное имя – это совокупность символов, которые позволяют идентифицировать сайт в сети Интернет и как следствие получить пользователем доступ к информации, размещённой на данном сайте.

2.4. Имущество, находящееся в социальных сетях и компьютерных играх – имущество, которое приобретается на каких-либо сетевых платформах, это могут быть: игровые персонажи, игровая валюта, игровая техника, стикеры и картинки в социальных сетях и прочее.

2.5. Объекты, имитированные при помощи компьютерных алгоритмов – это созданные «классическими» алгоритмами или алгоритмами машинного обучения активы, имеющие, как правило, нематериализованный характер.

2.6. Объекты интеллектуального права в цифровой среде – любые объекты, способные иметь электронную (цифровую) форму (например, картины, фотографии, музыка).

3. В зарубежных странах выделяется следующие подходы к правовой регламентации и охране (защите) блокчейна.

В Китае сделки с токенами и криптовалютами ограничены, однако не исключено, что названные цифровые активы являются имущественным правом в контексте законодательства данного государства.

Наиболее прогрессивный подход наблюдается в США, где на виртуальные токены распространяется законодательство о ценных бумагах, криптовалюты являются формой денег, а смарт-контракты регулируются так же, как и обычные договоры.

Следует отметить, что в Швейцарии для деятельности, связанной с ICO разработан и принят специальный этический кодекс.

Таким образом, на данный момент в зарубежной практике имеет место правовая регламентация виртуальных токенов и криптовалют как имущественных прав (ценных бумаг), а смарт-контракты регламентируются как результат интеллектуальной деятельности (компьютерная программа), порождающий, при надлежащем подходе, последствия заключения «классического» договора.

4. Относительно больших данных, доменных имен и виртуального имущества можно выделить следующие подходы в зарубежной теории и практике.

Большие данные в иностранных юрисдикциях не регламентируются как объекты гражданского права. Преимущественно в европейских странах большие данные регулируются с позиции защиты прав пользователей, чьи данные составляют обрабатываемый массив. Качественное регулирование и охрана больших данных наблюдается в Европейском Союзе. На большие данные там распространяются правила, содержащиеся в общем регламенте о защите персональных данных (General Data Protection Regulation). Регламентом устанавливаются принципы, которые позволяют гражданам, в случае необходимости, защитить информацию о себе или изъять её из оборота.

В контексте сказанного ранее необходимо указать, что имеется «теоретическая» возможность регламентировать и охранять (защищать) большие данные как базы данных. Это особенно вероятно в случае явной структурированности информации. Использовать такую правовую регламентацию позволяют международные акты (региональные акты), среди которых можно отметить: Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (ТРИПС) 1994 года, Договор ВОИС по авторскому праву 1996 года, Директиву Европейского парламента и Совета Европейского Союза 96/9/ЕС от 11 марта 1996 года «О правовой охране баз данных». Положения названных актов развиваются непосредственно законодательством отдельного государства.

Таким образом, можно констатировать, что большие данные могут регламентироваться в зарубежных юрисдикциях как базы данных.

Подход в правовом регулировании доменных имён в Великобритании, Германии и США не отличается. Доменные имена регламентируются и охраняются (защищаются) как средства индивидуализации, а именно товарные знаки.

Имущество, находящееся в социальных сетях и компьютерных играх, практически не урегулировано в иностранных государствах, поэтому его правовая квалификация (регламентация) во многом ложиться на усмотрение суда.

Можно только отметить, что в США эти отношения регулируются и охраняются (защищаются) преимущественно на основании лицензионного соглашения (при этом суды имеют легальную возможность признать некоторые условия такого соглашения дискриминационными), а аккаунт в социальной сети признаётся собственностью лица, создавшего данный аккаунт. Следовательно, игровое имущество не имеет правовой регламентации в качестве объекта права, а аккаунт в социальной сети регламентирован как собственность лица (со всеми вытекающими отсюда правомочиями), чьи персональные данные там размещены (относительно отечественной правовой системы аккаунт в социальной сети является имущественным правом).

5. К объектам, имитированным при помощи компьютерных алгоритмов и к объектам интеллектуального права в цифровой среде в зарубежных юрисдикциях такие подходы:

Объекты, имитированные при помощи компьютерных алгоритмов, прямо не регламентированы в качестве объекта права в большинстве иностранных юрисдикций. Однако значительных результатов в области охраны объектов, созданных ИИ, достиг Европейский союз, поскольку был принят акт, который позволяет распространять на объекты, созданные ИИ, нормы законодательства об интеллектуальной собственности.

Таким образом, с учётом европейского опыта, можно сказать, что объекты, имитированные при помощи компьютерных алгоритмов (ИИ) регламентируются и охраняются (защищаются) как результаты интеллектуальной деятельности.

Объекты интеллектуального права в цифровой среде регулируются и охраняются (защищаются) в США и Европейском Союзе практически одинаково. Большая часть норм направлена на восстановление нарушенных прав автора результата интеллектуальной деятельности. Имеются акты, которые обязывают отвечать за нарушение авторских прав Интернет-провайдера, если он знал, что авторское право нарушается. Однако, в США возможна принудительная блокировка ресурса, на котором размещён контент, нарушающий авторское право.

Объекты интеллектуального права в цифровой среде регламентируются непосредственно как интеллектуальная собственность. При этом NFT не имеют правой регламентации, однако в среде юристов США имеются позиции, согласно которым на NFT должно распространяться законодательство о ценных бумагах, то есть NFT, относительно отечественной правовой системы, должны считаться имущественным правом.

Проанализировав правовые акты, имеющиеся в Российской Федерации, а также судебную практику и доктрину можно указать следующее.

6. Объекты, которые функционируют на основе блокчейна, частично включены в правовое поле и, следовательно, регламентированы правом.

Токены регламентируются ФЗ «О цифровых финансовых активах» и ФЗ «О краудфандинге», поэтому входят в систему объектов гражданских прав в качестве цифровых прав (имущественного права). Однако можно улучшить действующее законодательство, в частности для виртуальных токенов и ICO необходимо предусмотреть ясные стандарты функционирования, а также необходимо легализовать в том числе и иностранные виртуальные токены, не ограничиваясь теми, что функционируют на основе российской инфраструктуры.

Для цели стабилизации оборота зарубежных токенов необходимо прямо указать в законе о возможности распространения отношений (применения аналогии), регулируемых ФЗ «О цифровых финансовых активах», на такие токены. Таким положением следует дополнить ст. 1 названного ФЗ. Текст статьи закона об аналогии, может выглядеть следующим образом: «На иностранные цифровые финансовые активы (платёжные токены, инвестиционные токены, полезные токены и т.п.) распространяются положения настоящего Федерального закона при установлении судом соответствия признаков иностранных цифровых финансовых активов признакам цифровых финансовых активов и цифровой валюты, указанных в настоящей статье.».

Криптовалюты не регламентируются законодательством и не входят в систему объектов гражданских прав. Представляется, что необходимо распространить на криптовалюты нормы, которые регулируют виртуальные токены и тем самым ввести их в систему объектов гражданских прав в качестве цифровых прав (имущественных прав).

Смарт-контракты не имеют самостоятельной правовой регламентации, однако на них можно распространить нормы части 4 ГК РФ и нормы ГК РФ, которые регулируют сделки и обязательства. Представляется, что в системе объектов гражданских прав смарт-контракты следует обозначить как интеллектуальную собственность, поскольку смарт-контракт является программой для ЭВМ. Как уже было отмечено ранее, вводить глобальные дополнения в ГК РФ в части регламентации смарт-контрактов не нужно, поскольку законодателем созданы условия для закрепления воли сторон в рамках смарт-контракта, однако для стабилизации правоприменительной практики имеет смысл обозначить смарт-контракт в ст. 434 ГК РФ (и аналогичных статьях о форме сделки). Так, п. 2 названной статьи может выглядеть следующим образом: «2. Договор в письменной форме может быть заключен путем составления одного документа (в том числе электронного, смарт-контракта), подписанного сторонами, или обмена письмами, телеграммами, электронными документами либо иными данными в соответствии с правилами абзаца второго пункта 1 статьи 160 настоящего Кодекса.». Имеет смысл ввести дефиницию смарт-контракта, например, можно дополнить ГК РФ статьей 420.1 такого содержания:

«1. Смарт-контрактом признается соглашение двух или нескольких лиц, заключенное в форме программы для ЭВМ, об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей.

2. Смарт-контракт считается соответствующим форме, указанной в пункте 1 настоящей статьи, в случае, если программа для ЭВМ является событийно ориентированной, функционирующей на основе децентрализованного реестра (блокчейна) или функционирующей на основе базы данных (реляционной базы данных), способной обеспечить хранение и исполнение записей реестра или базы данных (передачу активов).».

7. Большие данные не определены в системе объектов гражданских прав в связи с чем их правовая охрана (защита) невозможна. Важно отметить, что большие данные можно отнести к категории «база данных» именно в тот момент, когда разрозненный массив информации начинает определенным образом структурироваться для дальнейшей обработки (анализа). В таком виде они представляют ценный актив, который может быть реализован.

Вероятно, следует обозначить большие данные в рамках ГК РФ, например, абз. 2 п. 2 ст. 1260 ГК РФ можно дополнить следующим образом: «Базой данных является представленная в объективной форме совокупность самостоятельных материалов (статей, расчетов, нормативных актов, судебных решений, результатов обработки больших данных и иных подобных материалов), систематизированных таким образом, чтобы эти материалы могли быть найдены и обработаны с помощью электронной вычислительной машины (ЭВМ).». Или дополнить названный пункт новым абз. 3 следующего содержания: «Базой больших данных является представленная в объективной форме совокупность результатов обработки больших данных (неструктурированной информации, которая не может быть адекватно воспринята и проанализирована в силу огромных объёмов и многообразия, собранной из сети Интернет и иных источников), систематизированных таким образом, чтобы эти данные могли быть найдены и обработаны с помощью электронной вычислительной машины (ЭВМ).». При этом регулирование оборота таких «больших баз данных» должно осуществляться с учётом требований Федерального закона от 27.07.2006 № 152-ФЗ «О персональных данных», который также должен актуализироваться под современные реалии.

8. Доменные имена в системе объектов гражданских прав не регламентированы на уровне нормативного правового акта. Доменные имена в Российской Федерации в правоприменительной деятельности могут быть регламентированы в качестве средства индивидуализации, а именно товарного знака. Однако судебная практика относительно такой регламентации является крайне неустойчивой.

Ввиду отсутствия адекватного правового регулирования доменных имён, можно предложить считать их объектами sui generis, поскольку имеется множество сходств с другими правовыми конструкциями (объектами гражданского права, например, средством индивидуализации и нематериальным благом).

Можно дополнить ст. 128 ГК РФ соответствующим новым объектом – доменным именем. При этом законодателю необходимо ввести в ГК РФ легальное определение доменного имени, придав ему следующий вид: «Доменное имя – обозначение символами, предназначенное для адресации сайтов в сети «Интернет» в целях обеспечения доступа к информации, размещенной в сети «Интернет», а также для идентификации физических и (или) юридических лиц, а также товаров, работ, услуг». Рекомендуется предусмотреть в законодательстве режим правовой охраны, аналогичный с режимом предоставляемым товарным знакам. В частности, при разрешении споров с доменными именами суды должны учитывать дату регистрации спорного доменного имени, характер деятельности сторон и наличие притязаний на аналогичные рынки сбыта в случае коммерческой деятельности. Если спорное доменное имя будет нарушать право на торговый знак (другое доменное имя) и (или) вводить потенциальных потребителей в заблуждение, то необходимо осуществлять блокировку ресурса, расположенного по адресу спорного доменного имени, которая в дальнейшем может быть снята.

9. Имущество, находящееся в социальных сетях и компьютерных играх не определено в системе объектов гражданских прав. На данный момент, отношения, связанные с данным виртуальным имуществом, регулируются на основании лицензионного соглашения.

Представляется, что для цели защиты интересов «слабой стороны», то есть пользователя, следует определить место виртуальных объектов (игровые объекты и иные подобные объекты) в системе объектов гражданских прав и отнести их к имущественным правам. Суд в каждом деле должен квалифицировать лицензионный договор с пользователем как смешанный, то есть соглашение с элементами договора возмездного оказания услуг.

Аккаунт в социальной сети можно регламентировать как результат интеллектуальной деятельности и охранять (защищать) на основании лицензионного соглашения, и нет необходимости в признании аккаунта собственностью лица, его создавшего (как это сделано, например, в США), поскольку это будет существенно нарушать права лицензиара. Однако в данном случае также следует предусмотреть механизм, в соответствии с которым лицензионное соглашение пользователя, в случае его смерти, может распространяться на родственников, если аккаунт умершего представляет для них значимость. При этом, когда аккаунт взламывается или происходит кража виртуального имущества, то на эти отношения может распространяться действующее Российское законодательство.

В конкретной ситуации суд должен иметь возможность признать аккаунт пользователя имущественным правом, если он имеет действительную коммерческую значимость и может быть определена его стоимость. В таком случае лицензионный договор также следует квалифицировать как смешанный.

Названные ранее предложения позволят стабилизировать гражданский оборот и защитить интересы «слабой» стороны лицензионного соглашения. Имеет смысл дополнить ст. 128 ГК РФ, а именно перечисление объектов, относимых к имущественным правам, виртуальными объектами.

10. Объекты, созданные при помощи ИИ, могут охраняться (защищаться) нормами права интеллектуальной собственности, поскольку в законодательствах имеются презумпции авторства. При этом доказать отсутствие творческого вклада и отсутствие автора достаточно затруднительно в рамках судебного процесса, хотя такая возможность и не отрицается.

В системе объектов гражданских прав объекты, созданные ИИ, прямо не названы, однако базы данных, созданные при помощи ИИ, могут охраняться на основе норм о смежных правах, то есть как «нетворческие базы данных».

Представляется, что для развития инноваций российскому законодателю следует прямо предусмотреть возможность распространения на объекты, созданные ИИ, нормы законодательства о праве интеллектуальной собственности. Такая мера не нарушит права третьих лиц и стабилизируют гражданский оборот. Таким образом, следует регламентировать в системе объектов гражданских прав объекты, созданные ИИ, как результаты интеллектуальной деятельности. При этом исключительные права на такие объекты должны возникать у лица, написавшего алгоритм ИИ. Для реализации данного предложения следует дополнить нормы, которые содержат перечисление объектов авторского права.

11. Объекты интеллектуального права в цифровой среде охраняются на основе части 4 ГК РФ. Следовательно, эти объекты регламентированы как интеллектуальная собственность, однако есть исключение – NFT.

NFT по своей природе близок к utility tokens (полезным токенам), поэтому распространить на них нормы ФЗ «О цифровых финансовых активах» представляется затруднительным. Данный вид цифровых активов следует относить к имущественным правам, поскольку у обладателя NFT имеется право требования доступа к объекту (результату интеллектуальной деятельности), прикреплённому к нему. Это право требования может быть обращено непосредственно к владельцу соответствующей цифровой платформы. Следует внести дополнения в ст. 128 ГК РФ в части перечисления объектов, относящихся к имущественным правам, добавив туда NFT, а далее в ГК РФ дать дефиницию NFT, которая могла бы выглядеть следующим образом: «NFT – невзаимозаменяемый (уникальный) токен, функционирующий на основе блокчейна».

Что касается правовой охраны (защиты) объектов интеллектуального права в цифровой среде, то представляется, что закрепленных в 4 части ГК РФ мер недостаточно, поэтому в целях того, чтобы авторы могли защитить свои активы необходимо предусмотреть возможность блокировки сайта-нарушителя также, как это реализуется в США и предусмотреть систему штрафов и других ограничений для нарушителей авторского права.

Как представляется, названные выше меры позволят заинтересованным лицам эффективно охранять (защищать) свои цифровые активы, а также поспособствуют правовой регламентации (определению места в системе объектов гражданских прав), рассмотренных цифровых активов.

В дополнение к сказанному ранее следует отметить, что нет необходимости в глобальном расширении перечня объектов, сформулированного в ст. 128 ГК РФ (в частности, в выделении отдельного объекта «цифровой актив»), поскольку, как было, показано в работе, многие цифровые активы могут быть отнесены к такому объекту как «имущественные права» или «интеллектуальная собственность». При этом важно понимать, что есть «специфические» активы которые следует отдельно регулировать (например, доменные имена).

Рассмотренная в данной работе тема является перспективной для дальнейших исследований, поскольку могут быть выработаны новые подходы к обозначению места цифровых активов в системе объектов гражданских прав, а также к их правовой охране (защите) как в Российской Федерации, так и в зарубежных странах.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Нормативные правовые акты и иные официальные документы:

1. Конституция Российской Федерации. Принята на всенародном голосовании 12 декабря 1993 г. (с изм. и доп.) // Росс. газета. 1993. 25 дек.

2. Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (ТРИПС) 1994 года. [Электронный ресурс] // https://base.garant.ru/4059989/ (дата обращения: 27.03.2022).

3. Договор ВОИС по авторскому праву 1996 года. Женева, 20 декабря 1996 г. // Бюллетень международных договоров. - 2016. - № 12.

4. Регламент Европейского Парламента и Совета Европейского Союза 2016/679 от 27 апреля 2016 г. о защите физических лиц при обработке персональных данных и о свободном обращении таких данных, а также об отмене Директивы 95/46/ЕС (Общий Регламент о защите персональных данных / General Data Protection Regulation /GDPR). [Электронный ресурс] // base.garant.ru/71936226 (дата обращения: 27.03.2022).

5. Директива Европейского парламента и Совета Европейского Союза 96/9/ЕС от 11 марта 1996 года «О правовой охране баз данных». [Электронный ресурс] // https://base.garant.ru/2565028/ (дата обращения: 27.03.2022).

6. Директива Европейского парламента и Совета Европейского Союза 2000/31/ЕС от 8 июня 2000 г. о некоторых правовых аспектах информационных услуг на внутреннем рынке, в частности, об электронной коммерции (Директива об электронной коммерции). [Электронный ресурс] // https://base.garant.ru/2568904/ (дата обращения 27.03.2022).

7. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть 1 (с изм. и доп.) // СЗ РФ. - 1994. - № 32. - Ст. 3301.

8. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть 4 (с изм. и доп.) // СЗ РФ. - 2006. - № 52. - Ст. 5496.

9. Федеральный закон от 31 июля 2020 г.№ 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (с изм. и доп.) // СЗ РФ. - 2020. - № 31 (ч. I). - Ст. 5018.

10. Федеральный закон от 2 августа 2019 г. № 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (с изм. и доп.) // СЗ РФ. - 2019. - № 31. - Ст. 4418.

11. Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (с изм. и доп.) // СЗ РФ. - 2006. - № 31 (ч. I). - Ст. 3448.

12. Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных» // СЗ РФ. - 2006. - № 31 (ч. I). - Ст. 3451.

13. Федеральный закон от 10 июля 2002 г. № 86-ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» (с изм. и доп.) // СЗ РФ. - 2002. - № 28 -Ст. 2790.

14. Федеральный закон от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» (с изм. и доп.) // СЗ РФ. - 1996. - № 17. - Ст. 1918.

15. Информация Банка России от 27 января 2014 г. «Об использовании при совершении сделок «виртуальных валют», в частности, Биткойн». [Электронный ресурс] // https://base.garant.ru/70574620/ (дата обращения 27.03.2022).

16. Текст законопроекта Федерального закона № 419059-7 «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», подготовленного к рассмотрению ГД в первом чтении. [Электронный ресурс] // https://sozd.duma.gov.ru/download/20EF1ACE-0B67-4BA1-BF37-EACF3D03496D (дата обращения 27.03.2022).

17. Лицензионное соглашение с конечным пользователем (EULA) Gaijin. [Электронный ресурс] // https://warthunder.ru/ru/support/eula/ (дата обращения 27.03.2022).

18. Правила пользования Сайтом ВКонтакте. [Электронный ресурс] // https://vk.com/terms (дата обращения 27.03.2022).

19. Условия предоставления сервисов Gaijin. [Электронный ресурс] // https://warthunder.ru/ru/support/termsofuse/ (дата обращения 27.03.2022).

20. Закон США «Об авторском праве в цифровую эпоху». [Электронный ресурс] // https://support.google.com/legal/answer/1120734 (дата обращения 27.03.2022).

21. European Parliament resolution of 20 October 2020 on intellectual property rights for the development of artificial intelligence technologies. [Электронный ресурс] // https://www.europarl.europa.eu/doceo/document/TA-9-2020-0277_EN.pdf (дата обращения 27.03.2022).

22. Children’s Online Privacy Protection Rule. [Электронный ресурс] // https://www.ftc.gov/system/files/2012-31341.pdf (дата обращения: 27.03.2022).

23. Digital Millennium Copyright Act. [Электронный ресурс] // https://www.govinfo.gov/content/pkg/PLAW-105publ304/pdf/PLAW-105publ304.pdf (дата обращения 27.03.2022).

24. Federal Trade Commission Act. [Электронный ресурс] // https://www.ftc.gov/sites/default/files/documents/statutes/federal-trade-commission-act/ftc_act_incorporatingus_safe_web_act.pdf (дата обращения: 27.03.2022).

25. Gesetz über den Schutz von Marken und sonstigen Kennzeichen. [Электронный ресурс] // https://www.gesetze-im-internet.de/markeng/__15.html (дата обращения: 27.03.2022).

26. House Bill 2417. [Электронный ресурс] // https://apps.azleg.gov/BillStatus/BillOverview/69425 (дата обращения: 27.03.2022).

27. Telemediengesetz. [Электронный ресурс] // https://www.gesetze-im-internet.de/tmg/ (дата обращения 27.03.2022).

28. Trademark Act of 1946. [Электронный ресурс] // https://govtrackus.s3.amazonaws.com/legislink/pdf/stat/60/STATUTE-60-Pg427.pdf (дата обращения: 27.03.2022).

29. The Copyright Act of 1976. [Электронный ресурс] // https://www.govtrack.us/congress/bills/94/s22/text (дата обращения 27.03.2022).

30. The Patents Act 1977. [Электронный ресурс] // https://www.legislation.gov.uk/ukpga/1977/37/contents (дата обращения 27.03.2022).

31. The Copyright, Designs and Patents Act 1988. [Электронный ресурс] // https://www.legislation.gov.uk/ukpga/1988/48/contents (дата обращения 27.03.2022).

32. The Trade Marks Act 1994. [Электронный ресурс] // https://www.legislation.gov.uk/ukpga/1994/26/contents (дата обращения: 27.03.2022).

33. Thirteenth Program of Law Reform. Law Com No. 377. [Электронный ресурс] // www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/668113/13th-Programme-of-Law-Reform.pdf (дата обращения: 27.03.2022).

34. 关于防范比特币风险的通知 (Извещение Народного Банка КНР и четырех ведомств от 03.12.2013 г. «О предупреждении рисков, вытекающих из биткоина»). [Электронный ресурс] // http://www.csrc.gov.cn/pub/newsite/flb/flfg/bmgf/zh/gfxwjfxq/201401/t20140122_242972.html (дата обращения: 27.03.2022).

35. 关于防范代币发行融资风险的公告 (Извещение Народного Банка КНР и семи ведомств от 04.09.2017 г. «О мерах по предотвращению рисков, связанных с выпуском токенов в целях привлечения финансирования»). [Электронный ресурс] // http://www.gov.cn/xinwen/2017–09/04/content_5222590.html (дата обращения: 27.03.2022).

Материалы судебной практики

1. Постановление Пленума ВС РФ от 23 апреля 2019 г. № 10 «О применении части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации» // Росс. газета. - 2019. 6 мая.

2. Постановление Президиума ВАС РФ от 16 января 2001 г. № 1192/00 [Электронный ресурс] // https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/12022191/ (дата обращения 27.03.2022).

3. Постановление Президиума ВАС РФ от 18 мая 2011 г. № 18012/10. [Электронный ресурс] // http://www.arbitr.ru/bras.net/f.aspx?id_casedoc=1_1_82e88e4f-d38d-495e-94ab-5cd45af8e64a (дата обращения 27.03.2022).

4. Определение СК по административным делам Верховного Суда РФ от 20 апреля 2018 г. № 78-КГ17-101. [Электронный ресурс] // https://base.garant.ru/71939152/ (дата обращения 27.03.2022).

5. Постановление СИП от 6 апреля 2017 г. по делу № А41-29186/2016. [Электронный ресурс] // https://ras.arbitr.ru/Kad/PdfDocument/6679a792-51fc-4d0b-8e95-ec06597e41d1/657a3d16-3392-407d-9e25-b8639a56644e/%D0%9041-29186-2016__20170406.pdf?download=true (дата обращения 27.03.2022).

6. Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда № 09АП-31545/2021-ГК от 08.07.2021 по делу № А40-18827/17. [Электронный ресурс] // https://kad.arbitr.ru/Document/Pdf/1f33e071-4a16-4bf9-ab17-4df80f6c1556/a8505aef-b00b-4962-a25c-cce1bf9e18d5/A40-18827-2017_20210708_Postanovlenie_apelljacionnoj_instancii.pdf?isAddStamp=True (дата обращения 27.03.2022).

7. Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда № 09АП-76537/2019 от 04.02.2020 г. [Электронный ресурс] // https://ras.arbitr.ru/Kad/PdfDocument/db741b81-cf91-4880-99b3-140e4b4e15c1/51908f57-efef-445c-9e67-16fb71badc1a/%D0%9040-164942-2019__20200204.pdf?download=true (дата обращения 27.03.2022).

8. Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда № 09АП-16416/18 от 15 мая 2018 г. [Электронный ресурс] // https://ras.arbitr.ru/Kad/PdfDocument/3e155cd1-6bce-478a-bb76-1146d2e61a4a/58af451a-bfa3-4723-ab0d-d149aafecd88/%D0%9040-124668-2017__20180515.pdf?download=true (дата обращения 27.03.2022).

9. Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 26 октября 2020 г. № Ф04-4074/20 по делу № А45-28956/2019. [Электронный ресурс] // https://kad.arbitr.ru/Document/Pdf/e5d62d55-3ff5-440a-a39a-23231424c900/3f167e3c-aa57-48c1-8b75-b396f6e95f77/A45-28956-2019_20201026_Postanovlenie_kassacionnoj_instancii.pdf?isAddStamp=True (дата обращения 27.03.2022).

10. Апелляционное определение Ленинского районного суда г. Кемерово от 26 апреля 2013 г. по делу № 11-59/2013. [Электронный ресурс] // https://sudact.ru/regular/doc/uQ81NVpYhP1v/ (дата обращения 27.03.2022).

11. Решение Арбитражного суда г. Москвы от 22.03.2021 по делу Дело № А40-18827/17-110-180. [Электронный ресурс] // https://kad.arbitr.ru/Document/Pdf/1f33e071-4a16-4bf9-ab17-4df80f6c1556/5f0df387-8b34-426d-9fd7-58facdb8a367/A40-18827-2017_20210322_Reshenija_i_postanovlenija.pdf?isAddStamp=True (дата обращения 27.03.2022).

12. Решение Арбитражного суда г. Москвы от 29 ноября 2019 г. по делу № 40-164942/19-27-1380. [Электронный ресурс] // https://ras.arbitr.ru/Kad/PdfDocument/db741b81-cf91-4880-99b3-140e4b4e15c1/7c50a9ca-1cca-4455-9458-df327c0cc2ce/%D0%9040-164942-2019__20191129.pdf?download=true (дата обращения 27.03.2022).

13. Дело № А40-18827/17-110-180. [Электронный ресурс] // https://kad.arbitr.ru/Card/1f33e071-4a16-4bf9-ab17-4df80f6c1556 (дата обращения 27.03.2022).

14. Sony Corp. v. Universal Studios, 464 U.S. 417 (1984). [Электронный ресурс] // https://cyber.harvard.edu/metaschool/fisher/integrity/Links/Cases/sony.html (дата обращения 27.03.2022).

15. Feist Publications, Inc. v. Rural Telephone Service Co., Inc. - 499 U.S. 340, 111 S. Ct. 1282 (1991). [Электронный ресурс] // https://supreme.justia.com/cases/federal/us/499/340/ (дата обращения 27.03.2022).

16. Intermatic Inc. v. Toeppen, 947 F. Supp. 1227 (N.D. Ill. 1996). [Электронный ресурс] // https://cyber.harvard.edu/property00/domain/IntermaticShort.html (дата обращения: 27.03.2022).

17. Avnet v Isoact: ChD 1998. [Электронный ресурс] // https://swarb.co.uk/avnet-v-isoact-chd-1998/ (дата обращения: 27.03.2022).

18. Yahoo! Inc. vs Akash Arora (1999) [78 (1999) DLT 285] ORDER Dr. M.K. Sharma, J. (Delhi High Court). [Электронный ресурс] // https://www.itlaw.in/yahoo-inc-vs-akash-arora-1999/ (дата обращения: 27.03.2022).

19. Thaler v The Comptroller-General of Patents, Designs And Trade Marks [2020] EWHC 2412 (Pat) (21 September 2020). [Электронный ресурс] // https://www.bailii.org/ew/cases/EWHC/Patents/2020/2412.html (дата обращения 27.03.2022).

20. See Bragg v. Linden Research, Inc., 487 F. Supp. 2d 593, 595 (E.D. Pa. 2007). [Электронный ресурс] // https://madisonian.net/downloads/contracts/bragg.pdf (дата обращения: 27.03.2022).

Научная, учебная и иная литература:

1. Гражданское право: учебник: в 4 т. / отв. ред. Е.А. Суханов - 2-е изд., перераб. и доп. - Москва: Статут, 2019. - Т.1. 576 с.

2. Гражданское право: учебник: в 4 т. / отв. ред. Е.А. Суханов - 2-е изд., перераб. и доп. - Москва: Статут, 2020. - Т.4 544 с.

3. Гражданское право: учебник / С.С. Алексеев, Б.М. Гонгало, Д.В. Мурзин [и др.]; под общ. ред. чл.-корр. РАН С.С. Алексеева, С.А. Степанова. - 4-е изд., перераб. и доп. - Москва: Проспект; Екатеринбург: Институт частного права, 2020. - 440 с.

4. Право интеллектуальной собственности: Учебник / О.Л. Алексеева, А.С. Ворожевич, Е.С. Гринь и др.; под общ. ред. Л.А. Новоселовой. М.: Статут, 2019. Т. 4: Патентное право. - 659 с.

5. Шолле Франсуа. Глубокое обучение на Python. - СПб.: Питер, 2020. – 400 с.

6. Долгиева М. М. Зарубежный опыт правового регулирования отношений в сфере оборота криптовалюты. [Электронный ресурс] // https://cyberleninka.ru/article/n/zarubezhnyy-opyt-pravovogo-regulirovaniya-otnosheniy-v-sfere-oborota-kriptovalyuty/viewer (дата обращения: 27.03.2022).2.

7. Ахметова, М.И., Ёлохова, И.В., Крутова, А.В., Тетенова, А.В. Подходы к определению правового статуса криптовалют в ведущих странах мира. [Электронный ресурс] // https://cyberleninka.ru/article/n/podhody-k-opredeleniyu-pravovogo-statusa-kriptovalyut-v-veduschih-stranah-mira/viewer (дата обращения: 27.03.2022).

8. Крысенкова, Н.Б. Смарт-контракты в иностранном правовом пространстве. [Электронный ресурс] // www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=CJI&n=125378#05050905332344202 (дата обращения: 27.03.2022).

9. Ермохин, И., Коваль, А., Левашенко, А. Перспективы правового регулирования криптоэкономики и ico в России и других странах. [Электронный ресурс] // https://cyberleninka.ru/article/n/perspektivy-pravovogo-regulirovaniya-kriptoekonomiki-i-ico-v-rossii-i-drugih-stranah/viewer (дата обращения: 27.03.2022).

10. Романова, А.Ю. К вопросу о правовом режиме Больших данных. [Электронный ресурс] // https://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=CJI&n=124722#08949092837383319 (дата обращения 27.03.2022).

11. Рожкова, М.А. Цифровые активы и виртуальное имущество: как соотносится виртуальное с цифровым. [Электронный ресурс] // https://zakon.ru/blog/2018/06/13/cifrovye_aktivy_i_virtualnoe_imuschestvo_kak_sootnositsya_virtualnoe_s_cifrovym (дата обращения: 27.03.2022).

12. Савельев, А.И. Направления регулирования Больших данных и защита неприкосновенности частной жизни в новых экономических реалиях. [Электронный ресурс] // https://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi req=doc&base=CJI&n=115818#09028002976131491 (дата обращения: 27.03.2022).

13. Китайские блокчейн-стартапы привлекли $3,5 млрд в 2019 году. [Электронный ресурс] // https://www.rbc.ru/crypto/news/5e25d7739a794719f4b04faf (дата обращения: 27.03.2022).

14. Следующий Рембрандт. [Электронный ресурс] // https://news.microsoft.com/ru-ru/sleduyushhij-rembrandt/ (дата обращения: 27.03.2022).

15. Цифровой юань: подробный обзор китайской валюты будущего. [Электронный ресурс] // https://www.rbc.ru/crypto/news/6127c1cb9a7947396479f560 (дата обращения: 27.03.2022).

16. A. Turing. Can the Machine think? World of Mathematics. A small library… with commentaries and notes by James R. Newman, Simon & Schuster, NY, v. 4, 1956, pp. 2099-2123.

17. Dewey, J. The Historic Background of Corporate Legal Personality // Yale Law Journal. - 1926. № 35. - pp. 655-673.

18. Distributed Ledger Technology Regulatory Framework (DLT framework). [Электронный ресурс] // https://www.gibraltarfinance.gi/technology/distributed-ledger-technology (дата обращения: 27.03.2022).

19. Mission and Policy Framework. [Электронный ресурс] // https://cryptovalley.swiss/codeofconduct/ (дата обращения: 27.03.2022).

20. Nagel T. What is it like to be a bat? // The Philosophical Review, Vol. 83, No. 4, Oct., 1974, pp. 435-450.

21. NFTs: Key U.S. Legal Considerations for an Emerging Asset Class. [Электронный ресурс] // https://www.jonesday.com/en/insights/2021/04/nfts-key-us-legal-considerations-for-an-emerging-asset-class (дата обращения 27.03.2022).

22. Ownership of Social Media Accounts. [Электронный ресурс] // https://aaronhall.com/ownership-social-media-accounts/ (дата обращения: 27.03.2022).